Страница 29 из 123
«Светлые длинные волосы разметались по подушке. Жидкость в капельнице падает медленно. Одна капля в жизнь». ( см. стр 2. книга 1.)
Во второй главе мать со странным сыном выходят на улицу и садятся в маршрутное такси.
О. Появляется массовка. Безликие люди. Но зубы ломит от картонных декораций, как в лишённом всякого смысла сериале, где все сцены снимаются в одном помещении. Ну, ещё когда надо на машине ехать – в заднем окне на мониторе включается видеозапись с убегающими вдаль улицами, а крашеный автомобиль с выскобленными внутренностями подбрасывают на колдобинах самые дюжие парни из съёмочной группы. Вот так Фелексия Чарст «едет» в лишённом моторе автобусе, а за окнами проплывает город. «Позвоночный город», хотя я не знаю, как это. Видимо автор сравнивает город со зверем.
—Надень очки,—приказывает мама своему сынку. Ему шесть месяцев, если помните. Это у него такие страшные глаза, что лучше ему в очках. Хотел бы я посмотреть на эту картину, просто цирк. Далее все счастливо едут и «напевают Шнитке».
Потом, видимо, они приезжают домой, и, наверное, ложатся спать. Причём ребёнок «никогда не спит и ничего не просит». У него отсутствуют такие анатомические органы как желудок и кишечник. А так же в глазах нет «ни радужной оболочки, ни зрачка одно лишь сострадание». Гуманный мутант, сострадающий инопланетянин.
Я приношу извинение читателю за мой сарказм, но он порождён глупостью и «упёртостью» автора, не желающего слушать дельные советы. С момента нанесения последнего штриха, Чернов не изменил ни строчки в своём тексте, исправив только орфографические и пунктуационные ошибки.
Где-то с четвёртой главы, нарушая всякие драматургические рамки, ломая представления о «точках золотого сечения», где кульминация предполагается в третьей четверти всего произведения, Чернов «выпяливает экшн». Это совершенно в духе его хулиганских представлений о прозе, дуракам закон не писан.
В подворотне на мать с ребёнком нападают хулиганы с явным намереньем сделать девушке «нехорошо». Но они падают на асфальт и корчатся от боли. Ну, всё понятно, сын защитил. Но как бы не так. Это она сама. Ведь «всё вокруг сделано из неё».
В следующей главе мы, стяжатели морали, должны ужаснуться, потому что мать решила избавиться от своего ребёнка! Как безнравственно. Но мы уже знаем, что этот ребёнок какой-то не такой, и у нас нет к нему ни капли жалости. Тем более, что он невероятным образом снова оказывается дома, после того как героиня отвезла его в заброшенный парк и там оставила на скамейке.
Ах так?
Тогда она кладёт его на порог, в надежде, что его продует. Но у него нет органов, что у него может заболеть?
Но он заболевает. Температура его тела поднимается, на сколько градусов, вы думаете? До восьмидесяти. На него можно чайник ставить. И он закипит.
Вот, наконец-то эта глупая девушка понимает, что «они все работают на её энергии, и она может перекрыть им поток». Дальше что-то совсем непонятное. У ребёнка изо рта вылетают цветы, а глаза (вот здесь внимание) сгнивают великой любовью!
Я вас предупреждал.
И тут, когда нам уже надоело читать про «гной великой любви», где-то к седьмой главе появляются антагонисты. Противопоставление. Ни одна проза не может обходиться без драматургии. Для процесса разработки необходима побочная партия.
Феликс был музыкант и точно знал, где завершается экспозиция и начинается активное развёртывание. Применённый им в четвёртой главе трюк, называется ложной разработкой. Есть такой приём в музыке.
Итак, появляются отрицательные герои. Они в щетине, и от них пахнет перегаром, как и полагается настоящим брутальным парням. Но, несмотря на это – они «приколисты», и из-за их появления «мир перестаёт себе верить». «Приколисты» садятся в трамвай, где «едущее мясо серых тел» и начинают вершить свои грязные дела.
Чернов рисует нам простых граждан, спешащих по своим делам, но главная жертва злодеев – это некий паренёк.
Вы знаете, кто такие хипстеры? Для Чернова, который ни разу в жизни не видел ни одного живьём, это люди, которые в красных мокасинах слушают Дабстеп, и им натирает подмышки слишком тесный пиджак. И ещё, по представлениям нашего автора, у них должны быть «громадные тоннели»—большие дырки в мочках ушей, в которые вставляются пластиковые кольца.
Я не знаю, что сделали Феликсу представители именно этой субкультуры, может музыка не понравилась, или внешний вид представителей, но трамвайная жертва черновских злодеев, терпит страшные муки. Фантастический парень, «хлопая ушами, пробитыми громадными тоннелями» прямо в салоне рвёт отношения со своей девушкой по телефону, посылая её куда подальше. Почему? Да ему «привили шизу»! Всё так просто.
Страшные злодеи, перед тем как выйти из «синюшнего гроба трамвая» наделали дел. Конечно. Они же – генераторы дуальности.
Я так понимаю, это на черновском языке означало, что до появления этих персонажей, всё было цельным и неразделённым, а тут вдруг распалось на две части.
Здесь впервые мы слышим знакомые имена. Анубис и Тот.
Мне неизвестно, почему Феликсу, знакомому с множественными космологиями, начиная от греческих мифов и заканчивая Лавкравтовскими ужасами с их чудищами, ползущими и жующими, приглянулись именно эти образы. В дальнейшем они получат грандиознейшие роли в черновских спектаклях.