Страница 120 из 123
Феликс, бесспорно, понимал, что не все люди имеют профессиональное отношение к музыке, и знакомы с анализом музыкальных форм понаслышке, поэтому он и делает попытки объяснить, что он имел в виду, ставит «пометки на полях» бледной прописью, но это оказывается недостаточным, и его замысел остаётся неясен.
Для сонаты, как для музыкальной формы – характерно такое строение материала:
В начале помещается экспозиция, состоящая из главной и побочной партий, которые контрастны. Само противоборство уже заложено в этом отличии. В среднем разделе, называемом разработкой, партии смешиваются и проникают друг в друга интонационно. В конце – реприза, повтор экспозиции, где снова появляются эти две темы, но уже в обновлённом виде, изменившиеся в процессе развития.
Гениальному замыслу Чернова написать сонату в литературе не суждено было сбыться по причине его тогдашнего неумения работать с литературным текстом. Соната у него не получилась, я бы сказал это больше похоже на рондо с постоянным рефреном всегда плачущего и неудовлетворённого жизнью поэта.
Третья часть имеет очень сложную структуру. Опять же, проводя параллель с музыкой, с анализом музыкальных форм, Феликс забрасывает нас буквами А В С D. Строение симметрично и равносторонне. Текст имеет прелюдию, интерлюдию и постлюдию, они представляют собой рассказы, связанные с основным текстом. Там мы снова встречаем сеньора Чулпанбекова, который автору всё никак не надоест, там будет писать свои страшные картины Фаддей Ренуарович Чойжалсанов, гениальный художник с многочисленными фобиями. Тексты прерываются письмами к Карине Олеговой, их Феликс писал в «весенней равнине», смотря в телескоп на «выжженные в набрякшем небе» звёзды. Письма выполнены в виде фотографий со страниц почтового ящика Mail.ru, чтоб мы поняли, что это электронные письма. Для этого «креатива», он регистрирует два ящика, один для себя, другой для Карины, и отвечает сам себе от её лица.
Это всё ещё доступно пониманию, но нужно обладать нечеловеческим мужеством, чтобы прочесть четвёртую часть. В ней мы опять найдём историю про богов, разыскивающих свою вещь, про брата близнеца, но историю, рассказанную от лица невероятно талантливого и сумасшедшего поэта. Стиль повествования – бессвязный бред, прерывающийся яркими галлюцинациями. В этих видениях снова Фелексия Чарст и Фарид Чулпанбеков, правда, уже постаревший (Чернов всё никак его не убьёт). Все они действуют по три раза в разных вариантах.
Но вот пятая часть меня очень развлекла. Там Феликс применяет один известный, но не устаревающий приём. Там он рассказывает о себе же, но от лица другого человека. Ну что ж. Интересная мысль.
В «псевдоромане», конечно же, ничего не сказано ни о каком корне бессмертия. Эта аллегория. Так называет преданность своему гуру поэт—мистик Кабир в своём духовидческом трактате «Грантхавали». Но Феликс уже давно носит пять атрибутов сикхизма, начинающихся на букву «К», ему не чужда религия Пенджаба. И, как бы там ни было, как в романе ксенофоба Ивана Ивановича Иванова, скрывающегося под псевдонимом Джона Джонстонсона, русофилией пронизана каждая строка, так и у Феликса – недалёкими представлениями о Индуизме и Сикхизме слабо и поверхностно дышат между абзацев далёкие, но притягательные для него образы.
Эпилог – это пять историй, не связанных между собой, и, в общем-то непонятных. Я было хотел спросить у Чернова, почему это у него есть эпилог, когда не было пролога, но пожалел мебель. Мрт Сандживани, бесспорно, очень противоречивое произведение. Читать вам его или нет, не берусь судить, но ниже прилагаю его без изменения, в том первоначальном виде, в котором его мне передал Чернов.
* * *
14 ноября у Феликса умерла бабушка, которая очень долго болела и пережила своего мужа на десять лет. Феликс едет в Кротовину на похороны. Эти десять лет он не появлялся там, гонимый ветрами странствий и влекомый холодной звездой, сияющей в небе его сердца.
То, что он нашёл в Кротовине, ужаснуло его до глубины души. Посёлок был разрушен. Пятиэтажные дома и административные здания, как после продолжительного артобстрела, краснели вывернутым наружу кирпичом. Там, где раньше размещалась площадь – зияла яма, памятники культуры осыпались наземь серым гипсом, река превратилась в грязный канал, по которому плавал мусор. Упадок был вызван тем, что люди, потеряв всякое эстетическое чувство, растаскивали кирпич на печи, разбирали деревянные дома на дрова, отопление почти уже не работало, и стены уцелевших домов ощерились печными трубами, похожими на зенитные орудия. Феликс не знал, что население Кротовины за десять лет сократилось почти в пять раз. Кто мог, уехал, а оставшиеся феодалами окопались в разломах домов.