Страница 118 из 123
Мы бы с вами сразу узнали эти азиатские глаза, этот хищный разворот плеч, эту осанку опасного зверя, знакомый нам образ не исказила даже смерть.
Там, в заснеженном дворе, Иннокентий Андубин закончил свой путь в долине страданий, путь, залитый кровью и слезами. Этой весной.
Я слышал такую версию, что он был убит в результате криминальных войн и тотальных полицейских зачисток. Я сомневаюсь в достоверности этих мнений. Нет никаких фактов, подтверждающих это. Впрочем, опровергающих тоже.
Смерть его была жуткой и даже в некотором смысле мистической. Кишечный Комар укусил своего хозяина. Сотрудники городского морга не без усилий вынули шестидесятисантиметровый стилет из тела. Он был воткнут Андубину в затылок, и прошёл вдоль позвоночника до поясницы. Какой нечеловеческой силой должен обладать убийца, способный с одного удара вогнать в тело сорокалетнего мужчины такой клинок по самую рукоять.
Почти невыносимая судьба этих двух людей, с которых Чернов списал своих героев, как всегда «нисколько не экстравагантна». Она отмерила им немного времени ходить и жить среди людей, в нашем прекрасном и добром мире. Несомненно, они имели свои представления о нём. У них был собственный кодекс чести, они располагали своим видением. Они убивали, грабили, непостижимым образом примиряя с уголовными деяниями свою совесть.
29 сентября того же года Леонида Табатникова как родного сына из дальних странствий встречала центральная тюрьма одного далёкого города. Дул ветер, принёсший свежесть с Реки, в синем небе летали птицы, для всякого арестанта олицетворяющие свободу. Стрижи населяют бесчисленные норы, вырытые в жирных отвалах амурского яра. Глиняные обрывы желтели Табатникову ещё из вагона закрытого типа. Птицы свободны. У них есть дом. Лишь у человека нет пристанища, ему негде склонить свою голову. Путь бесконечен. Цели обманчивы. В окне железного фургона – пыль и степь.
Откуда идёт этот человек, куда он пришёл? За забором на разводе маршируют зеки и поют нестройно песни.