В долине Инферно

— Тогда ты знаешь, что там с крысами делают.

— Но Фараз, братан, я же просто забыл, ты знаешь, меня в Харилове контузило.

— Ты ещё и песдобол, у нас тут не тюрьма, раздевайся.

— Фараз, умоляю тебя!

— Снимите с него нашу одежду, братва, эта крыса не достойна её носить.

Десятки рук, крючковатыми пальцами, заточенными только под курки, вцепляются в жёлто-белый камуфляж, и треск хлопчатобумажной ткани  слышен, кажется, на много километров от лагеря.

— Пошёл, —  тычет в голую спину предателя короткий ствол АКМ – а.

Человек, уже не человек, а крыса, прикрывая ладонями гениталии, бежит в сторону леса. На опушке он останавливается, и в его глазах загорается мольба.

— Фараз, во имя Аллаhа, сжалься, я признаю свой косяк!

— Пошёл, сука, а то щас коленки прострелю, — кричит кто-то, и человек скрывается за кустами.

— Брат, ты что толераст, что ли?

Я поднимаю голову от своей рукописи, на моих руках следы крови, недавно были операции. А кровь, если её много, полностью отмывается только  спиртом или бензином, и я в тайне называю себя кровавым графоманом. О чём я пишу? Да уж не об этом, поверьте. Я пишу о настоящих войнах, где ещё было место для доблести и чести, где только сила благородного духа могла дать победу, а не это смертоносное железо, орущее и трясущееся, которое за долю секунды крошит кости, рвёт людей на куски.

Брат зашёл в мою палатку, и увидел на стене такой вымпел, знаете, о братстве всех религий мира.

— Нет, с чего ты так решил, — отвечаю я ему.

— Там вон у тебя висит.

— А ты что, не согласен с тем, что, на самом деле, всё религии  едины, и всё суть одно и то же, только трактовано разными людьми, и от этого все разногласия.

— Да мне плевать вообще, я ни во что не верю, — говорит мне брат, и я вижу, что он чем-то озабочен.

— Я пришёл к тебе посоветоваться, — говорит он, присаживаясь на деревянный ящик из-под патронов.

— Я тебя слушаю, — говорю я, и знаю, что ничего хорошего это не предвещает.

— Насчёт нашей следующей операции, — говорит он, и я вижу его глаза перед собой. Под ними хищный нос, как клюв почуявшего добычу орла, а ещё ниже – русая борода.  У меня – чуть чернее.

 — Мы почти пробились к административному центру, но там блокпосты, КПП, нужен план наступления. Мы должны съездить с тобой в город. По одному очень важному делу.

— Нас же там каждая собака знает, ты же понимаешь.

— Да мы себе лица подправим, к тому же там есть надёжные люди.

— Я не знаю, это же верная смерть.

— Думай, на размышление – сутки, — говорит он и, выходя из палатки, локтём разбивает моё зеркальце, висящее у входа.

Я не помню, когда он стал презирать зеркала. Всё своё детство он давил прыщи и выщипывал молочные усы, чтобы росли быстрее, он не мыслил себя без зеркала, а теперь в лагере подвергается всеобщей насмешке любой, у кого находят хоть маленький обломок.

Однажды брат даже нарядил одного своего бойца в женское платье, когда доверенные люди нашли у него в палатке настоящий набор для бритья. Чемоданчик из пластмассы отняли, а бойца заставили плясать в платье на берегу реки. Пока он танцевал, возле его ног в сырой речной песок вонзались пули с резким визгом. Потом его скинули в реку, и он, путаясь в шелку, исчез в бурных потоках непрекращающейся Лапры. Ему ещё повезло. Половина армии брата - бывшие заключённые.

— Те, кто пестрит свою мулю, недостоин носить оружие в наших рядах, — кричал Абдулла, поверенный Фараза, — этим девочкам одна дорога – в гарем, Аллаhу Акбар!

— Акбар! – вторит бешеная банда, которую мой брат возвышенно называет армией освобождения.  Выстрелы дырявят в сухом воздухе тишину.

Мой брат великий стратег, его невозможно поймать, он уходит от врага, растворяясь со своей армией как ночной туман с приходом рассвета. Но его план - это чистое безумие. Вернуться в Джаллабад, когда там кругом враги?

Я знал, что он сумасшедший, но чтобы до такой степени?

 На землю сыплются осколки моего зеркальца, полог палатки закрывается за спиной Фараза. Я знаю, куда он пошёл.

Сегодня поймали четырёх дезертиров, они сбежали, захватив оружие. Оружие-то пустяк - пару АКМ – ов и две РГД –шки, гранаты так, петарды, по сравнению с тем, чем он закидывает своих идейных врагов. Там даже у него пулемётчики были одноразовые, потому что их руки после часовой такой стрельбы из «нормального шпалера», оказывались сломаны как спички.

Брат поставил дезертиров  на колени  и прочитал приговор.

Потом отрубил им лопатой головы, руки и ноги. Всё это сняли на видео и выложили в социальную сеть.

                  *            *            *

— Ты, наверное, не можешь её забыть? – спрашивает меня брат, участливо заглядывая мне в глаза.

— Ты её убил.

— Нет, я не при чём, это была подстава. Эти двое были какие-то левые, подменили моих людей, убрали их и пришли к тебе под их именами.

Никогда не забыть мне полуразрушенный взрывом дом, под моими руками – человеческое тело, расползающееся во все стороны, тело, которое я никак не могу собрать.

— Всё равно - ты виноват.

— Да не ной, у меня вопрос: ты дарил ей что-нибудь?