Страница 21 из 49
— Над бы врач звать, — говорит бородатый.
— Да он сам врач.
— А кто он па спицальност?
— Эээ, хирург.
— Вай, да здэс психиат нужин.
— Да где мы его сейчас достанем, — говорит брат. Они оба поворачиваются ко мне спинами и, гремя пулемётными лентами, исчезают в тумане.
Да, это правда. Раньше у меня такого не было. Это началось, когда Фараз исчез. Тогда впервые у меня начались приступы, от которых я терял сознание. Но то, что происходило там, где я был в это время, занимало часы, годы, или даже целые жизни. Реалистичные видения, невообразимые краски, ясные небеса и луна, расколотая на две части всадником на крылатом коне.
* * *
Вы знаете Фараза Чулпанбекова? Это мой брат. Сейчас, когда всё прошло, про него рассказывают сказки, в которых он совсем не наделён добродетелями. В этом псевдонародном творчестве он выставлен последним злодеем и уродом, не достойным ходить по этой земле. Но любой нормальный человек знает, что даже народное творчество создаётся по спецзаказам, и за неплохие деньги. Мой брат не вошёл в историю как герой. В лучшем случае - он остался там в качестве повстанца – террориста, плохо закончившего свои тоскливые дни.
Я не помню его появление в своей жизни, хотя другие моменты, типа первого коренного зуба или рассечённой брови, довольно отчётливо проступают в яме моей памяти. Он, казалось, был всегда рядом со мной, но от чего-то я знал, что не всегда, как будто он появился после долгого отъезда в другую страну.
* * *
Мой брат рос тихим и спокойным, но я вспоминаю один случай, когда я проснулся ночью от того, что не мог дышать. Что-то большое и чёрное навалилось на меня, и своим смрадным дыханием опаляло мне лицо. Я в испуге открыл глаза, но кроме вращающихся белков, что сверкали как фары проезжающего автомобиля в темноте, не увидел ничего. Нечто, исторгающее из себя трупный запах, сидело на мне и душило меня. Вдруг в ватной, почти осязаемой тишине, раздался тупой чавкающий звук. Тишина сломалась и, вспухнув в середине, начала сваливаться вниз. Чернота, сидевшая на мне, которая была чернее чем ночь, вдруг обмякла и стекла по кровати. Потоки воздуха хлынули в мои напряжённые лёгкие, это тяжёлое совсем слезло с меня и лежало на полу. Над бесформенной массой возвышался мой брат и бил углом табурета куда-то в край чёрного месива. Прямо между страшных белков, которые уже окрашивались в розовое.
Позже мы узнали, что это был маньяк и убийца детей, которого несколько лет не могли поймать.
На лето родители перевозили нас на дачу в Пуристан, и мы там жили под присмотром нянек, которым до нас, в действительности, не было дела. Две красивые девушки, представительницы прогрессивного поколения, пытались как можно быстрее избавиться от своих обязанностей, чтобы насладиться обществом своих друзей. Они запирали нас на ночь на летней веранде, где дул прохладный ветер Энейской долины, каждую ночь проникая в распахнутые окна, в которых отражались звёзды. На их фоне мне виделся всадник на крылатом коне.
Мой брат, Фараз, после этого случая совсем ушёл в себя. Он перестал общаться со сверстниками, кроме спортзала его всё перестало интересовать. Он часами поводил в тренажёрном зале, яростно молотя кулаками набитые песком груши, и кисти его рук походили на расползшиеся от времени картонные цветы. Он постоянно лечил свои руки, перематывал их бинтами, но не переставал колотить ими всё неживое.
Вскоре Всемогущий прогневался на нас, и началась война. Её фантом, нависающий над каждой семьёй, обрёл реальную физическую оболочку, а вместе с тем и возможность действия, когда нам с братом было по десять лет.
К власти в стране пришёл генерал Сетер. Республика почти не сопротивлялась, ей нечего было противопоставить под завязку оснащённой Северной Армии. За годы аморфной жизни, за десятилетия беззлобного существования под управлением КОР (Курдской Объединённой Республики), страна стала рыхлой женщиной, подносящей блюда и напитки на пирах геополитики. Вся нефть, добываемая на территории моей родины, утекала, уплывала в неизвестном направлении. Когда ресурсы иссякли, от неё все отвернулись как от хаиз, грязной и нечестивой, а её агонизирующее тело, побитое камнями предательств, осталось закопанным по пояс в отходы.
Я отчётливо помню эту рыжую бороду, это страшное чёрное лицо, заполнившее почти весь экран старенького телевизора, висящего на металлических держателях на кухне. Сверкая зубами, лицо объявило «свободу от давления мирового правительства». В тот день я не мог отвечать на уроках в школе и даже получил двойку, чего не случалось почти никогда. Самым омерзительным было поведение этого человека и его жуткий тотем. Он везде появлялся с ослом на поводке. Говорили, что да же он живёт с ним как с братом и ест из одной посуды.
Странным было то, что никто не помнил 10 страшных недель. Когда со всех сторон были отрезаны все пути снабжения, и страна превратилась в умирающий без кислорода мозг. Родители ели своих детей, за палку колбасы можно было купить автомобиль, а люди, потеряв человеческое лицо, как свиньи сатаны (да гореть ему вечно в аду) разгребали свалки и помойки в поисках хоть чего-то, что можно было переварить.