Три Короля

Он вернулся в коморку в подвале самой захудалой гостиницы в Орахе, стащил с себя мокрый плащ и дублет. На столе его ждала миска холодного лукового супа и краюха ржаного хлеба. Не густо для возможно последнего ужина. Роберт позвал хозяйку, высыпал горсть медяков на стол и велел приготовить что-нибудь посытнее. Старуха вытерла руки о фартук, сгребла монеты и раскланялась.

– Приготовь ванну, – добавил он, – и откупорь бочонок лучшего поила, которое у тебя есть. Если найдется юанское красное, получишь золотой.

Через час ванна была готова, а точнее – деревянный чан, слишком узкий, чтобы лечь, но Роберт обрадовался и этому. Последний раз он мылся две недели назад перед тем, как его сопроводили на казнь.

Пока он соскребал с себя грязь и дорожную пыль, вода в чане остыла. Хозяйка принесла ему нижнюю рубаху и кафтан покойного мужа. Вещи пришлись впору, и Роберт попросил старуху подобрать ему верхнюю одежду, а ту, что пожаловал Валирий в лагере – сжечь. Межевой рыцарь в пестром одеянии слишком приметен, чего не скажешь о простолюдине в сером балахоне, каких в Орахе большинство.

Переодевшись, Роберт велел подать ужин в общем зале, где уже собирался люд и неудачливые музыканты пробовали струны. Он выбрал стол в самом углу, поближе к лестнице и двери. Уселся спиной к окну, чтобы никто не ускользнул от взгляда. Меча на поясе нет, только кинжал, который вострили слишком давно.

Ожидание было недолгим. Старуха поставила на стол штоф и каменную чашу, а вскоре принесла козлятину с гороховой кашей. Роберт наполнил чашу, пригубил и довольно хмыкнул. Юанское красное. Вот старая карга!

Покончив с трапезой, Роберт спустился к себе, заложил на дверь засов и рухнул на тюфяк. Закрыл глаза и попытался уснуть. Тщетно. Мысли вихрем носились в голове. Завтра все кончится, сказал он себе. Он убьет Годфрита Гвиневера, вернет рыцарское звание и очистит свое имя от грязи. Одним взмахом кинжала. Почему же тогда на душе так неспокойно?

Убийство короля не сделает Роберту чести. Зарезать безоружного, спящего в кровати – не по-рыцарски, даже если это такой мерзавец как Годфрит. Но отступать уже поздно. Тот, кто убил своего брата и его малолетнего сына, заслуживает смерти.

Заснул Роберт только к утру, а когда проснулся, на улице уже стемнело. Хозяйка гостиницы принесла ему на завтрак миску проклятого лукового супа и кружку эля, но у него кусок не лез в горло.

– Я оставлю это у вас, – произнес он, протягивая старухе меч с ножнами. – Комнату я сейчас освобожу.

Хозяйка посмотрела на него недоверчиво, но оружие взяла.

– С концами или как? – спросила она.

– Как получится, – ответил он.

Роберт выудил из поясного кошеля золотую монету и положил на стол. Плата за штоф юанского вина.

– Присмотрите за моим скакуном. Если я не вернусь к утру, он ваш. Меч спрячьте подальше и без нужды не доставайте.

Когда старуха, попробовав золото на зуб, удалилась, Роберт облачился в накидку из некрашеной шерсти, напоследок окинул взглядом мрачную каморку. Пора.

Полная луна освещала дорогу к замку лорда Вартиса, но он выбрал путь через темные переулки, чтобы не нарваться на стражников. С вечера подморозило, лужи покрылись тонкой ледяной коркой, которая хрустела под ногами. Дыхание курилось паром в морозном ночном воздухе.

Добравшись до площади, Роберт повернул направо и направился вдоль широкой прямой улицы, мимо эшафота, где его лишили рыцарского звания, заброшенной тюрьмы, куда его поместил лорденыш Рорн, прямиком к замковым воротам. Прильнув к дубовой створке, он потянул железное кольцо калитки. Заперто. Виллем запаздывал.

Когда дверь распахнулась, Роберт увидел перед собой старого рыцаря в кольчуге, с мечом в правой руке.

– Заходите, – вполголоса сказал он. – Помогите мне отнести его. – Он кивнул на распластанного на земле стражника.

Они оттащили тело в караульное помещение надвратной башни и оставили рядом с еще тремя трупами. Вышли во внутренний двор и задержались у ворот.

– Лорес должен отвлечь стражников на стенах, но двор тоже патрулируют. Один или двое, точно не знаю. Поэтому смотрите в оба.

Издалека доносились смех и музыка. Должно быть Эдд закатил межевым рыцарям настоящий пир, но к этому времени они уже должны были видеть сны, а не орать песни и выплясывать под пиликанье скрипки.

Виллем шел впереди, показывал путь. Вдоль внешней стены, мимо конюшни и псарни. Суки, учуяв их запах, разбрехались. Встревоженные лаем, лошади фыркали и ржали. Из загона послышалась брань конюшего, разбуженного скотиной. Ворча что-то под нос, он зажег фонарь, вышел на улицу и стал развязывать тесемки на штанах. Роберт прильнул к деревянной стене конюшни, обнажил кинжал. В то же время Виллем, звякнув кольчугой, кинулся на конюшего и проткнул его мечом, едва тот успел повернуться.

– Шаал тебя задери, – выругался рыцарь и затушил фонарь.

Впереди показалось блеклое пятно оранжевого света. Стражник. И направлялся он прямиком к конюшне. Затащив убитого внутрь, Роберт и Виллем встали по обе стороны от двери, выжидая. Лязг стальных доспехов теперь слышался отчетливо. Роберт крепче сжал рукоять кинжала и отер пол со лба. Сердце забилось чаще. Несколько мгновений, и стражник застыл в проеме с факелом в руке. Удар. Роберт вонзил кинжал в шею, повалил солдата на землю. От запаха крови лошади обезумели, начали молотить копытами по дереву, пытаясь вырваться на свободу. Нужно торопиться, пока не подоспели другие.

Они почти бегом пересекли двор и оказались у дверей старой башни, замковой пристройки, которой уже давно не пользовались. Войдя внутрь, они спустились по винтовой лестнице на нижний этаж и очутились у каменного колодца тридцати футов шириной. Виллем сбросил вниз приготовленную заранее веревочную лестницу и сказал: