Страница 56 из 76
- Это как-то связано с отъездом Ника? И с моим даром?
- Именно. Мне нужно кое-что узнать. Поэтому я уезжаю в Лондон.
Я всё-таки ощутила, как слеза в уголке глаза начала медленное шествие вниз по щеке. Быстро смахнув её, я подумала о том, какое жалкое я представляю зрелище, ни одна леди не стала бы рыдать перед пастором. Леди бы пригласила пастора на чашку чая и завела разговор о королеве и погоде.
- Мисс Фаулер, если вы почувствуете что-то странное, увидите какие-то изменения в своём состоянии, обязательно напишите на указанный адрес. Если вам понадобится защита или помощь, то можете смело являться по этому адресу, вам там всегда помогут.
Преподобный протянул небольшой лист бумаги. «Граф Клеверли, Итон-сквер…»
- И не падайте духом.
- Ник в опасности?
Пастор вздохнул, как-то тоскливо и безнадёжно. Наверняка он уже мыслями в Лондоне, решает важные проблемы, а тут пансионерка пристаёт с глупыми вопросами. Мне было совестно задерживать его, но больше поговорить мне было не с кем. Разве что с миссис Гловер, она бы поняла меня, но я даже боялась представить каково это, когда единственного ребёнка, да к тому же страдающего от близкого общения с демонами, отвозят непонятно куда. Пусть и к отцу, но отца он явно не любит. Видимо, и отец, в свою очередь, родительскими чувствами не пылает. Значит, Нику там будет плохо. И ни я, ни миссис Гловер не в силах что-то с этим сделать. Поэтому мне не хотелось бередить её и свои раны.
Пастор наклонился ко мне, вторая слеза украдкой проложила тропинку по холодной щеке. Преподобный ласково вытер её.
- Простите, пастор Нокс. Вы наверняка торопитесь. Мне не следует задерживать вас.
- Вы должны знать, мисс Фаулер, - пастор улыбнулся той самой улыбкой, которая делала его лицо почти юношеским, тёплым и светлым, - вы не одна. За вами стою я. Пока вы здесь, вам ничего не угрожает. И в Лондоне под крылом опекуна вы так же в безопасности. Но обязательно дайте мне знать, если вам покажется, что за вами следят, увидите в Лондоне или здесь того рыжеволосого человека…
- Тристана?
- Да, Тристана, как я понял, вы успели услышать довольно много…
Уши мои зарделись, слава Богу, под волосами их не было видно. Неприятно признавать, что я намеренно подслушивала чужой разговор.
- Простите, я не хотела подслушивать, просто я почувствовала тогда…
- Я понимаю, Беатрис. Вы почувствовали, что он тоже одержим. Он плохо умеет сдерживать своего демона, особенно когда верх берут его собственные эмоции. В такие моменты его тьма часто вырывается наружу.
Я кивнула и смахнула слезу до того, как она предательски заскользит вниз.
- Я обязательно напишу вам. И я надеюсь, что мы продолжим обучение.
- Обязательно. А пока возьмите эту книгу. Вам нужно будет её прочесть. Обещайте, что прочтёте её.
Я пообещала.
Книга была очень старой и тяжёлой. Я засунула её подмышку, и мы с пастором вышли из дверей церкви. Я проводила его взглядом до кареты, стоя на тех самых ступенях, где тёплым, дождливым осенним вечером я впервые узнала, что существует одержимость. Перед тем, как сесть в карету, пастор обернулся и пристально посмотрел на меня, мне даже показалось, что губы его дёрнулись, будто он хотел что-то сказать. Но он лишь закрыл дверцу, и карета тронулась. Сердце замерло, предчувствуя долгие недели одиночества.
Несколько воскресений подряд службу вместо Валентина Нокса вёл Арнольд Росфорд, помощник пастора, и на проповеди все пансионерки дружно клевали носом. И всё равно каждый раз я ждала, что преподобный Нокс появится у алтаря, каждое воскресенье усаживаясь на самую дальнюю скамью в церкви, с разочарованием утыкалась в молитвенник, видя постное лицо мистера Росфорда.
Я осталась совсем одна. Как раньше, когда я не знала Николаса и пастора Нокса. К хорошему быстро привыкаешь. Каждую ночь я непроизвольно прислушиваясь к любому звуку, шороху и стуку, ждала неразборчивого бормотания из-за стены. Я знала, что Ник не придёт, но я ждала его.
Я никогда не приезжала на рождественские каникулы в Лондон, предпочитая оставаться в пансионе: лондонский дом всегда был пуст, дядя никогда не приезжал на Рождество, и его можно было понять. Мои родители погибли в Сочельник, с тех самых пор остролист и свечи на камине стойко ассоциируются у меня с кладбищенской сыростью. Но в том году я заранее написала миссис Милсом, что приеду, попросив не украшать дом к праздникам. Мне было невыносимо оставаться в пансионе одной. Раньше я воспринимала одиночество как должное, но теперь осознала, что всё может быть по-другому.
Перед самым отъездом я решила зайти к миссис Гловер. Сама не знаю, что меня потянуло в её кабинет, к деревянному столу, креслам с высокой спинкой. Наверное, надежда, что у неё есть какие-то новости от Ника.
Я не видела её с того самого дня, когда она стояла у ворот, провожая сына в неведомый путь, ветер развевал пряди тёмных волос, снег покрывал чёрное платье белыми лепестками. Я постучала и приоткрыла дверь, миссис Гловер бросила недовольный взгляд, но, увидев меня, кивнула, и что-то изменилось в её тяжёлом, холодном взгляде. Я села на стул перед ней, не решаясь поднять глаза и чувствуя, что она неотрывно смотрит на меня. Я чувствовала, что должна заговорить первой, но подобрать слова оказалось непосильно тяжело.