Страница 55 из 76
«Беатрис, прости, что не смог проститься с тобой, но я срочно уезжаю. Не по своей воле, иначе бы я никогда не уехал не попрощавшись. Точнее, я бы просто никогда не уехал от тебя.
Человек, который настоял на моём отъезде, - мой отец. Мне и самому странно воспринимать эти слова, я уже давно не думаю о нём, как о своём отце. Я нужен ему лишь для одной цели: его интересует мой демон. Раньше он считал, что я стану самым сильным экзорцистом, которого знал свет, что я смогу исцелять одержимых и изгонять нечистого одним движением руки. Но он просчитался. Вместо святого он получил меня и спутника, который будет со мной до гробовой доски. Я одержим так же, как и те бедные люди, которых я должен был исцелять. Когда-то отец вернул меня матери, как ненужную вещь, заточил нас обоих в пансионе, но теперь снова забирает обратно. Пока я не знаю, для какой цели, ведь он считал меня безнадёжным и бесполезным. Но скоро я узнаю.
Я уверен, что Нокс позаботится о тебе. Ты можешь доверять ему. Я не люблю его, но знаю, что он защитит тебя. Однажды моя мама сказала, что если и есть в мире человек, которому можно доверить свою жизнь целиком и полностью, то это Валентин Нокс. Жаль, что это случилось после того, как я его невзлюбил.
Учись всему, чему он будет готов научить тебя. Если он может совладать с тем злом, которое живёт в нём, значит, он обладает великими знаниями и силой. Неспроста мой отец так пристально следит за ним, не выпускает из поля зрения. И правильно делает: Валентин Нокс – хитрая бестия, он уже и сам перестал различать, где заканчивается он и начинается демон. Но я могу доверить тебя ему. Тебе он не навредит. Только помни, что ты имеешь силы и способности совладать с демоном, но вот совладать с человеком намного сложнее.
Ты можешь довериться и моей матери, пусть для тебя она всегда будет строгой директрисой миссис Гловер, она добра и умна, и никогда не выдаст тебя моему отцу.
Не попадайся на глаза посторонним людям. Старайся выглядеть глупышкой и недалёкой пансионеркой. Слушайся Нокса.
Я надеюсь, что когда-нибудь мы снова увидимся.
Ник».
Я думала, что мне показалось. Тихий шелест и стук. Почему я не бросилась к шкафу сразу, как только услышала их? Когда я открыла деревянные створки, Ника уже и след простыл, и сколько бы я не выкрикивала в гулкую пустоту коридора его имя, вторило мне только эхо. Каждое слово этого письма оставило в памяти крошечное клеймо, которое будет со мной всегда. Собравшись с силами, глубоко вздохнув и уняв дрожь в коленях, я аккуратно положила письмо в ящик стола и бросилась вон из комнаты.
И не успела. Когда я выбежала из дверей, он садился в карету без герба, чёрную, лаковую, такие сейчас в моде Лондоне. Я бежала изо всех сил, пока тёмная тень не схватила меня. Я уткнулась в плечо пастору Ноксу, понимая, что я бессильна. Я не могу остановить его, я даже не могу посмотреть в глаза тому, кто увозит его от меня. Он скрыт за лакированным деревом, его бессердечный отец. Я вцепилась пальцами в тонкое чёрное сукно и долго содрогалась от безмолвного плача, не решаясь издать ни звука, ни стона, а пастор всё гладил и гладил меня по волосам, от чего мне и правда становилось хоть и совсем чуть-чуть, но легче. У меня остался он: мой учитель, мой заступник, тот, кто поможет мне разгадать тайну моего дара или проклятия. Но Ника заменить он не сможет.
Я не знаю, сколько времени я просидела на сырой траве. Моя юбка покрылась инеем, ботинки побелели. С неба медленно опускались белые, едва различимые хлопья снега, словно лепестки отцветающей вишни. Валентин Нокс помог мне подняться, и я побрела в тепло здания, что в сумерках начинало желтеть своими бесчисленными глазами-окнами. Мне было всё равно, увидят ли меня в такой час, узнают ли о том, что я потеряла тогда. Мне было всё равно, я лишь цеплялась за чёрное сукно и не желала терять опоры.
- Крепитесь, Беатрис, - тёплое дыхание щекотало мне ухо, и я стискивала зубы, чтобы не разрыдаться от жалости к себе и Нику, - всё, что вам остаётся – ждать и верить.
Пастор Нокс, моя опора и защита, уводил меня всё дальше от ворот, и я держалась за его руку, будто утопающий за соломинку. Его тонкие, сильные пальцы держали мои бережно и нежно, и от того хотелось плакать ещё сильнее.
Вскоре после того стылого, морозного вечера я потеряла ещё одного друга. Валентина Нокса. В следующее воскресенье после службы он подошёл ко мне, но, вопреки моим ожиданиям, в тот день занятий не было. На нём был дорожный плащ, в руке он держал кофр.
- Простите, мисс Фаулер, но я вынужден уехать.
- Вы едете проводить обряд? вы ведь скоро вернётесь, да?
Мой голос звенел от надежды, мне так не хотелось вновь оставаться одной даже на день. Пусть я не видела его, но знала, что он совсем рядом. Это давало ощущение незримого присутствия, хоть как-то разбавляло серое одиночество.
Но пастор покачал головой, светлые волосы блеснули серебром.
- Нет, Беатрис. Я уезжаю надолго. До Рождества. Может даже не вернусь и после него.
Глаза запекло, губу пришлось прикусить, чтобы не дрожала. Держись, Беатрис, только не рыдать, только не рыдать.
Пастор грустно улыбнулся и положил руку мне на плечо, слегка потрепав, словно пытался развеселить щенка.