Страница 53 из 76
Минут через десять на пороге появились два служителя. У одного из них в руках был мой чемоданчик, тот самый, с которым я приехал. Тогда-то я и понял, что отец от меня отвернулся.
Он откупился от меня, отправив в Винчестерский колледж получать образование, которое подобает обычному, рядовому подростку, пусть и из хорошей семьи, но никак не мне. Он дал матери место главы женского пансиона, как будто это могло принести ей какую-то радость. С того момента, как я снова оказался в нашем старом доме, я понял, что я больше не особенный, я обычный. Нокс, Тристан, старики из монашеского ордена – они были особенными, великими, они обладали силой, хоть тёмной, хоть светлой, хоть врождённой, хоть выработанной и выстраданной годами. А мне предстояло очутиться за партой среди заурядных мальчишек, которые будут болтать о войнах, охоте, Палате лордов и американских колониях. И ни слова о демонах, экзорцизме, гримуарах и сигилах. Тогда при одной мысли о том, что я потерял, душа леденела.
Со временем я понял, что это к лучшему. Любой контакт с освящёнными предметами, еженедельная пытка утренней службой навели меня на мысль, что отец ошибся. Я не святой, я подобен Ноксу и Тристану. Я – одержимый, который впустил внутрь себя грязь и тьму, поэтому отец отдалил меня. Из любви ко мне он не решился оставлять меня жертвой для экзорцистов, но и держать при себе тоже не стал. Я старался избегать походов в церковь, но это удавалось не всегда – дисциплина колледжа не позволяла никаких послаблений, и только серьёзная болезнь могла быть причиной, по которой можно было пропустить службу.
Моё обучение в колледже закончилось так же, как и обучение экзорцизму: во время службы, от которой мне не удалось отвертеться, у меня случился второй приступ. За мной приехала мама, рассказав о родовой болезни, которой страдали мой отец и дед. Припадки обычно начинались в сознательном возрасте, и она до последнего надеялась, что сия участь меня миновала. Ну а раз не миновала, то значит мне суждено отправиться на лечение, с таким тяжёлым заболеванием продолжать обучение в колледже нельзя. И так я оказался в её пансионе благородных девиц.
Так я поселился, подобно мыши в подполье, в бывшем католическом аббатстве. По ночам я читал, днём спал – ни дать, ни взять, нежить воплоти. С каждой неделей мне становилось всё хуже, мне не хотелось жить, к чему-то стремиться, что-то узнавать. Я по привычке каждую ночь отправлялся в библиотеку, где до рассвета листал какую-нибудь книгу из тех, что привёз туда мой отец: все самые ценные тома о демонологии он привозил в пансионат где, как ему казалось, они были в большей сохранности, нежели в замке. Ещё бы, кому придёт в голову искать демонологическую библиотеку в пансионе для благородных девиц? То ли дело замок, где обитает тайный монашеский орден, каждый день практикующий экзорцизм на детях и стариках, уведённых с улиц и брошенных родственниками на произвол судьбы. Видимо, он боялся, что кто-то из оборванцев или фанатично настроенных служителей может сбежать, прихватив ценную книгу, а, попав в плохие руки, такой источник тёмных знаний обязательно натворит много дурных дел. Хотя эти книги и так принадлежат тёмным рукам.
Иногда отец присылал Тристана за каким-то нужным ему томом, и, пока я вёл рыжего тайными коридорами в библиотеку, он нагло посматривал на меня, всем своим видом давая понять, что он – нужный и важный человек, почти правая рука моего отца, а я – выброшенный, бракованный материал. Я не общался ни с кем, кроме матери, мне было строго запрещено попадаться на глаза кому-либо из учительниц или пансионерок. Она написала отцу о том, что меня пришлось забрать из пансионата, и я не окончил обучение, так как приступ случился весной, перед экзаменами, и держать меня в стенах колледжа стало опасно. И я почти свыкся с этой затворнической жизнью: мне не суждено было стать экзорцистом, а другой участи я себе не желал. Мне было всё равно, что я должен состариться в этих стенах, что я не вижу неба и дневного света. Раз во мне живёт нечистый, значит, я заслужил такой жизни. И, что самое страшное, нечистый и сам понимал, что я понемногу сдаюсь. Он всё сильнее продвигался вперёд, и я тратил всё больше сил, чтобы отодвигать его вглубь себя.
Но потом приехал Нокс. Это дало мне надежду: вдруг отец смилостивился, вдруг теперь Нокс будет обучать меня, как когда-то обучал Тристана, управлять демоном, уживаться с ним. Но Нокс совсем не интересовался мной. Он вышел из-под влияния отца, проводя самостоятельно обряды, получая письма из Лондона и Виндзора. Он здоровался со мной, будто бы меня и вовсе нет: что полосатые обои кабинета матери, что истощённый мальчишка. Лишь изредка я замечал его тревожный взгляд и иногда его резко очерченные губы вздрагивали, словно он хотел мне что-то сказать, но тут же кривились, будто в пренебрежении.
И только благодаря Беатрис мне стало казаться, что я не такой уж и плохой. Если она захотела подружиться со мной, значит, во мне есть что-то от человека. Беатрис бы не ошиблась. Тем более, она видела, каков я на самом деле: отвратительное вопящее ругательства создание, которое усмиряется святой водой и мудрёными словами, но не желающее покидать мою оболочку.
Нокс сразу прибрал её к рукам. Она интересна ему как новый вид экзорциста, доселе неведомый. А может быть она ему не просто интересна. Я видел, как он смотрит на неё. Остальных пансионерок он от стен не отличает, а за ней наблюдает пристально. И его холодный взгляд теплеет.
Он будет учить её, пичкать знаниями, как делал это со мной, но она умеет делать то, что должен был по праву крови уметь делать я – изгонять и усмирять демонов касанием руки, а не вмещать их в себе. И об этом никто не должен знать – лишь я, мама, пастор и сама Беатрис. Если об этом узнает отец, он увезёт её отсюда.