Экзорцизм белой розы

И вот, глядя на синеглазую девочку в синем плаще, сжимающую томик Диккенса и хмурящую густые бровки, я искренне желал, чтобы я был неправ в своих подозрениях и всё то зло, которое мне довелось встретить на пути, обошло её дороги стороной. Пусть эта поездка через несколько лет покажется ей страшным приключением, когда она, сидя у камина и поглаживая мягкие кудряшки играющего у неё ног малыша, будет вспоминать юность и пансионские годы. Пусть выйдет замуж за лондонского хлыща или ушлого дельца, который будет называть её только «дорогая» и на «вы»,  пусть обзаведётся домом в Белгравии и по вечерам будет ходить за покупками по модным лавкам. Пусть ведёт жизнь обычной девушки и женщины нашего времени, без ужасов и страданий, без кошмаров и древних чудовищ. Эта моя жизнь и жизнь подобных мне, она не предназначена для бледных синеглазых девочек, любящих романы о разбогатевших сиротках. Пусть эта девочка не узнает печати белой окровавленной розы.

Почуяв пристальный взгляд, Беатрис подняла взгляд от книги и внимательно посмотрела мне в глаза.

- Пастор Нокс, а зачем вы взяли меня с собой на обряд экзорцизма? Разве я смогу вам чем-то помочь?

- Вам не придётся мне помогать, мисс Фаулер. Вы лишь поприсутствуете на ещё одном обряде, вам уже не впервой, - я старался, чтобы голос звучал ровно, да и боялся сказать лишнего. Я уже начал жалеть, что потащил её в такую даль. Ещё и зря потащил, судя по всему.  – Помолитесь вместе со мной, побрызгаете на страдалицу святой водой. Может быть, после такого приключения напишете захватывающий мистический роман про борьбу со злом. Я слышал, сейчас это модно среди эмансипированных женщин.

- Мой дядя говорит, что любой опыт полезен. Думаю, даже такой. Хотя, конечно, узнай он, что я невольно поучаствовала в таком мероприятии, а потом ещё и второй раз посетила его по своему желанию, в восторге он точно не был.

- Именно поэтому ему не стоит знать об этом. Это наша тайна. Моя, ваша и директрисы пансиона.

Беатрис Фаулер покачала головой и посмотрела в окно.

Остаток пути мы проехали в молчании. Иногда мне казалось, что мисс Фаулер хочет что-то спросить или сказать, но, встретившись взглядом со мной, лишь прикусывала губу и молчала. Удивительно молчаливая особа, другая бы уже вовсю трещала о нарядах и сплетничала об учительницах, в лучшем случае – попыталась бы завести светскую беседу о религии. Или хотя бы попробовала узнать что-то ещё об экзорцизме, об умении изгонять демона, да пусть и расспросила бы о той странной ночи. Но она лишь молчала, смотрела без опаски и с некоторым любопытством, предвкушая предстоящее. Для неё экзорцизм – увлекательное приключение, пусть страшное, пусть опасное. А для меня экзорцизм – многолетний кошмар без конца и края, это чужие слёзы и сломанные жизни, смерти тех, кого не успел спасти.

Когда мы приехали, туман почти рассеялся. Кучер осадил лошадей у небольшой каменной церкви, стоящей посреди кладбища, клоки белой пелены кое-где украшали кроны деревьев, поднявшись вверх и явив взору ряды могил, каких-то свежих, будто бы только что орошённых слезами скорбящих родственников, а каких-то  столь древних, что на растрескавшемся песчанике и мраморе уже не разобрать имён и дат. Я подал руку мисс Фаулер, и сквозь ткань перчатки ощутил, как дрожат её пальцы. Но лицо было сосредоточенным и спокойным.

Держа в одной руке небольшой чемодан-несессер, другую подав мисс Фаулер, я медленно, подстраиваясь под шаг спутницы, подошёл к деревянным воротам церкви. Там нас встретил пастор Блекери -  сутулый и худощавый мужчина лет сорока, суетливый и словно бы чем-то напуганный. Он взирал на меня, как на ангела Господня, и чуть не кинулся целовать руку, выражая крайнюю признательность за то, что я нашёл время посетить их приход и восстановить мир и благодать в нём. Конечно, присутствие одержимого в приходе сильно подтачивает веру в Господа, раз Он допускает такое непотребство и позволяет нечистому духу подчинить своего личного раба. Но вместе с тем обычно прихожане стараются обезопасить себя от появления подобного внутреннего соседа и молятся с большим рвением, посещают церковь часто и платят десятину вовремя. Так что можно даже сказать, что и от одержимости есть какая-никакая, но польза. Правда, не для самого одержимого.

Пастор Блекери с удивлением взглянул на мою спутницу, но вопросов не задавал. То ли решил, что она моя ученица, то ли, что ещё одна одержимая, и я взял её с собой, дабы заодно провести ещё один обряд, чего время-то терять. В его глазах я был птицей иного полёта, не просто рядовым пастором, а этакой церковной элитой – абы кто экзорцизмом не занимался, для этого нужны знания и силы, дарованные Господом. Правда, в моём случае на счёт последнего утверждения можно поспорить. Но даже явись я в тот день с толпой танцующих ирландцев, пастор и их бы принял безо всяких вопросов.

Едва мы зашли в стылое, гулкое помещение, и я открыл чемоданчик, чтобы достать необходимое, двери церкви снова открылись, впуская в пропахшую воском и ладаном обитель аромат стылого туманного дня и свежий воздух. На пороге стоял молодой мужчина, который бережно обнимал молодую женщину, бледную, еле стоящую на ногах. Она была хорошенькой: пышные рыжеватые пряди, выбившись из толстой косы, обрамляли веснушчатое личико, на крепкой фигуре ладно сидело платье из добротной ткани. Только вот в глазах, карих и заплаканных, царила обречённость и начавшая проявлять себя тёмная сторона. Мисс Броуд была действительно одержима. Её спутник, по-видимому, жених или брат, смотрел на неё с нежностью и страхом, то ли опасаясь за её самочувствие, то ли страшась того, что она являет собой в определённые моменты. Он попытался усадить её на скамью в переднем ряду, но ослабленное тело соскользнуло и осело на каменный пол, и я жестом попросил мужчину оставить мисс Броуд там. Всё равно рано или поздно ей суждено было бы оказаться на полу.