Экзорцизм белой розы

Каким-то чудом мне удалось сохранить хрупкий баланс между моей личностью и его. Я позволил ему выйти вперёд лишь на волосок, и этого оказалось достаточно. Он подвёл моё тело вплотную к девушке и схватил её за плечи, пристально заглянув в глаза, притянув её вниз и заставив наклониться. Я помню, что моё лицо оказалось совсем рядом с её искажённым лицом, она упиралась руками и кричала, но мои тонкие, бледные ручки, такие хрупкие на фоне рук сильной, молодой женщины, буквально сковали её. Я удивился своей силе, но потом осознал, что она не моя: её мне подарил мой доселе молчавший недруг, паразит, который теперь стал мне почти подвластен. Но в тот момент я не думал об этом, я стал с ним почти единым целым. И принимал всё как должное.

- Нет! Он меня уничтожит, он поглотит меня! Я каюсь, я уйду, только отпусти меня!

Низкий рык отражался от пустых каменных стен. Некоторые из экзорцистов дёрнулись было достать святую воду и раскрыть книги, но раздался голос:

- Всем стоять и наблюдать. Я хочу знать, что будет дальше.

Я не видел говорящего, но прекрасно знал, кто он. Тот самый господин в чёрном, мой тюремщик и надсмотрщик. Сначала он относился ко мне, как к расходному материалу, кролику, которого пустили в загон к собакам. Но теперь решил, что я могу быть ему полезен. Я повернул голову и нашёл его, бледного, удивлённого, застывшего в соляном круге. Он внимал каждому моему движению, он хотел знать, что будет дальше. Раз так, я позволил ему увидеть это.

Я притянул её лицо ещё ниже, так, чтобы её глаза были на уровне моих глаз. Девушка, точнее то, что тогда поработило её, больше не кричала и не сопротивлялась. Лишь в чёрных глазницах метались, будто в последней агонии,  тысячи существ, частицы древнего зла. Но эти частицы были прахом по сравнению с тем, что жаждало их поглотить. Почти прикоснувшись к её губам своими, я с жадностью сделал глубокий вдох и втянул в себя…

После этого момента я не помню ничего. Помню шлепок чего-то о пол, шелест юбок, а потом ощутил щекой гладкость камня. Я слышал гулкие голоса, что раздавались над моим ухом, но я не понимал ни единого слова, меня куда-то несли, ощупывали, елозили холодной тряпкой по лицу и шее. Когда-то в раннем детстве я слёг с лихорадкой, и липкий горячечный бред после моего первого обряда экзорцизма был похож именно на то бессознательное состояние.

Сознание вернулось лишь на закате. Я лежал на узкой кровати в небольшой комнате с зарешеченным окном. За ним росло какое-то разлапистое дерево, его ветви создавали причудливую тень, исчертившую серую стену. На стуле рядом с кроватью сидел он. Он наблюдал, как я открыл глаза, как разглядывал место пробуждения, как заметил его присутствие. Я вызывал его живой интерес, как новый зверёк, как новый вид.

Он заговорил первым, странно, будто бы по-отечески, положив мне руку на плечо:

 - Отныне ты будешь жить здесь. Конечно, если согласишься сотрудничать. Если нет, то мне придётся тебя убить. Ты слишком опасен, чтобы держать тебя здесь. Для тренировок ты больше не годишься, а знаешь ты слишком много. На твоём месте я бы хорошенько подумал, мальчик.

Я молча слушал его, и разум воспринимал слова с небольшим опозданием, словно механизм, в работе которого произошёл сбой. Господин Креденце, как он попросил себя  называть, предлагал мне сделку. Он оставит меня в живых, а за это даст доступ к древним знаниям, крышу над головой, пропитание и возможность овладеть одним из древнейших ремёсел. У меня есть шанс стать одним из самых сильных экзорцистов, ибо о таком даре (или проклятии) господин Креденце никогда не слышал. Мой случай уникален, и он был намерен выжать из меня как можно больше пользы. В обмен я должен беспрекословно слушаться его во всём, а так же работать над собой, укрощая внутреннего зверя, чтобы он приносил людям не вред, а благо. Через несколько лет мне предстояло принять духовный сан, это поможет мне держать в узде того демона, что делит со мной тело. А до тех пор мне следует овладеть традиционными техниками экзорцизма. Я стану членом тайного экзорцистского англиканского ордена, который вот уже несколько десятилетий помогает одержимым по всей Англии.

С этого момента вся моя жизнь будет отдана лишь тому, чтобы бороться с нечистой силой, порабощающей человеческий дух и плоть. И я должен быть готов к тому, что и мне придётся оттачивать своё мастерство на одержимых. Таких же одержимых, как я.

И я согласился. Я всё равно был мёртв для мира, я уже почти сдался и был готов умереть ещё и для себя самого. Но, почувствовав вкус борьбы, я уже не мог пойти камнем на дно. Мне хотелось идти дальше, мне хотелось победить не только себя, но и его. Того, кто живёт во мне. Того, что виноват в смерти моей матери.

Теперь, проводя сеанс экзорцизма, мне остаётся лишь балансировать на тонкой грани: я не позволяю своему демону обходить себя настолько, чтобы он вырвался из-под контроля, я лишь даю ему возможность показать свою силу. Если я – цепной пёс господина в чёрном, то древний, могущественный демон стал моим цепным псом. Его суть страдает так же, как когда-то страдала моя душа, из-за того, что теперь я – служитель церкви, а этот факт ещё больше помогает мне держать его в узде. Вряд ли он мог рассчитывать на такое развитие событий, когда решил вселиться в тело слабого, болезненного ребёнка и затмевать его чистую душу своей тьмой, отравлять разум и чувства своим ядом. Это - цена за смерть моей матери.

Моя жизнь в ордене не была для меня тяжким бременем. Я являл собой новый вид экзорциста: мне не нравились холстяные хламиды, которые носили остальные экзорцисты, посему я настоял на том, чтобы носить привычную одежду – брюки, рубашки, жилеты. Мне не хотелось походить на религиозного фанатика. Креденце лишь настоял, чтобы я всегда носил брошь из серебра с белой и красной эмалью в виде клинка пересечённого с розой, чьи лепестки обагрены кровью. Ему нравилось видеть на мне эту свою печать, и я не противился. Он и  без того попустительствовал мне, и тогда я ещё не знал, каковы границы его терпения.