Штамм 13: Анахронизм

– Что?

– Что тебе сказали?

– Что в моем чреве живет существо.

Закатываю глаза, а Кассандра смеется.

– Не могу представить тебя в роли матери.

– Ты не поверишь, я тоже не могу!

– Что ты решила?

– Насчет чего?

– Ну... насчет ребенка. Будешь рожать?

Она смотрит на меня так удивленно, что кусок пирога смачно валится на стол.

– У меня нет выбора. Изабель... ты понимаешь, что это? Что такое жизнь, что такое смерть? Мы не можем вмешиваться в порядок вещей, иначе хаос постигнет нас самих, понимаешь?

Я качаю головой. Кэсси опускает взгляд.

– Ты ничего не знаешь о моей жизни, – ее голос становится таким тихим, что мне приходится сесть рядом, чтобы слышать то, что она говорит. – Я была самодовольным, грубым, наглым человеком. Я забирала все самое лучшее, я не любила терпеть поражения. Я их вообще не терпела. Ты... ты когда-нибудь видела умирающего человека? – спрашивает она и смотрит мне в глаза. В ее взгляде слишком много боли.

Я медленно киваю.

– Да.

– Я убивала людей. Я... я калечила людей, и мне это доставляло удовольствие, понимаешь? Я чувствовала силу, видя чужую слабость. Последние несколько лет я была такой паршивой сукой, которые вообще не имеют права жить. Но я жила, потому что кроме мятежников у меня не было дома. Несколько лет я... я спала с Эглом, терпела унижения и побои, лишь потому, что думала: он крут. Считала его учителем, надо же, какой крутой чувак: научил меня быть жестокой, бездушной тварью. Он подонок, Иззи. Я рада, что он сдох, потому что такие... просто не должны жить. Это пробел в эволюции, угроза всему человечеству.

Она сглатывает комок и молчит несколько секунд. Отводит взгляд, берется руками за голову и упирается локтями в стол.

– Если бы не Роджерс, я бы не была здесь. Это так странно, – Кассандра усмехается, – я слышала о нем те легенды, что блуждали среди мятежников. Такой непобедимый крепкий орешек, полубог, сверхчеловек. Что мы должны быть ему братьями и сестрами, и будет нам спасение, будет нам иммунитет и вечная слава. Так все говорили, но Эгл его на дух не переносил, его чуть ли не наизнанку выворачивало от упоминании о Нике. И когда его принесли, изувеченного, едва живого, я поняла, что нет. Все пустое. Он не полубог, не крепкий орешек и не герой. Но мне так не хотелось, чтобы он умер. Не знаю, почему, я... я ведь ни с кем там кроме Джея близко не общалась, да и тот меня изрядно бесил. Не знаю, почему я привязалась к Нику. С ним можно было поговорить, он понимал, все понимал. И нутром я чувствовала, твердо знала, что нужно помочь ему встать на ноги. Защищала его перед Эглом. Терпела грязные слова и мерзкие руки этого мерзавца на моем теле.

Кассандра морщится и закрывает лицо руками. Она слабеет на глазах, дрожит и сжимается в клубочек, пытаясь обнять себя руками, и поэтому я поднимаюсь, наливаю большую кружку чая и протягиваю ей.

Мне хочется спросить ее о многом, но я закусываю губу, чтобы не задеть за больное, чтобы не вырвалось лишнее. Поэтому молчу и жду, когда она заговорит сама.

– Самое ужасное, что случилось со мной – это чудовищная альтернатива. Залететь от родного брата или от морального урода. Я боялась и того и другого, я не спала всю эту ночь, я...

Она не может договорить, заикается и начинает рыдать. Снова сажусь рядом с Кэс и обнимаю ее за плечи, глажу по спине, и она продолжает, всхлипывая:

– Это ребенок Ника, Иззи. Теперь я точно знаю, я уверена, понимаешь? И... и он будет нормальным, я его сама поставлю на ноги, и... и...

– Тшш, – приговариваю я, когда Кассандра утыкается носом мне в шею и плачет, уже не сдерживаясь. Ее трясет слишком сильно, я не могу удержать ее боль.

– Чарльз тебя не бросит, говорю с твердой уверенностью, намеренно не говоря за Роджерса. В нем-то я не могу быть уверена.

Кассандра странно реагирует на мои слова, отворачивается, теребит пальцами ручку кружки и тяжело вздыхает

– Мне уже не хочется ждать помощи от кого-либо.

– Почему ты не ладишь с отцом?

Кэсси снова вздыхает.

– Он женился на моей маме, когда та была уже беременна. Она была дочерью нефтяного магната, и в своей жизни я могла иметь все. Но только не отца. Он бредил Маргарет, понимаешь? Он не был способен любить кого-то еще кроме нее, даже когда она была мертва. Ему было плевать на нас, понимаешь? От нас ему достались деньги дедушки, от него нам не досталось ни одного слова заботы и привязанности. Он работал, сколько я себя помню. Создавал сумасшедшие проекты, которые проваливались с треском, не спал ночами, придумывая новые идеи. В моей жизни отца просто не существовало.

Это странно, что я киваю ее словам. Кэсси замечает это, замолкает и удивленно косится на меня, ожидая объяснений.

– Маргарет была точно такой же, – отвечаю я, – чокнутой, помешанной на работе.

Кассандра кивает и продолжает:

– Мама и дедушка погибли в автокатастрофе, весь семейный бизнес перешел к отцу, а я осталась совершенно одна. Мне было шестнадцать, и я не могла больше так жить. Я сбежала. Как раз в то время случились первые сильные землетрясения в Японии и набирали добровольцев, которые могли бы участвовать в поисковых отрядах, помогать разгребать завалы. Всю свою жизнь я занималась боевыми искусствами, была крепкой и выносливой, и я заставила военных взять меня. У них не было выбора, я бы просто не ушла. И это настоящее чудо, потому что время в самом страшном и опасном месте мира стали лучшим периодом моей жизни.

Встаю и наливаю нам еще по кружке чая. Смотрю на Кассандру, ожидая продолжение истории, и она улыбается, хотя глаза ее блестят от слез.