Страница 64 из 87
Крепко зажмуриваюсь и снова шумно выдыхаю. Внутри больно, сыро и холодно, как и снаружи. Меня начинает трясти, и тогда я снова открываю глаза, перевожу луч фонаря на крысиные трупы и вижу, как два красных глаза-бусины смотрят на меня пристально и изучающе. Мне хочется отпрянуть, закричать и убежать отсюда, но я остаюсь на месте, и белый крысенок тоже не двигается. По одному лишь взгляду он кажется умнее всех своих собратьев, которых я когда-либо видела прежде.
Совсем маленький, с гладкой и ровной шерстью, здоровый и смышленый, он быстро перебирает лапками, подбегает к трупу большой крысы и сворачивается клубочком около нее. Опускает голову и все еще смотрит на меня. Не могу сдержать удивления, ведь я даже не знала, что крысы умеют так делать.
И тогда я понимаю все. Понимаю, что вижу перед собой самое одинокое существо во всем мире этой подземной канализации. Я понимаю, что природа нарочно сделала его таким. Убила всю его семью, изуродовала братьев и сестер, но его оставила сильным. Единственным, способным противостоять вирусу.
Меня трясет намного сильнее, и сильно мерзнут руки. Я убираю фонарик назад в карман и медленно бреду вдоль стены назад, к свету. Я не хочу рушить его мир своим присутствием, но когда выхожу в большой коридор, замечаю, что крысеныш бежит за мной. Когда я останавливаюсь, он останавливается тоже. Все смотрит на меня, будто пытается что-то сказать.
Опускаюсь на корточки и протягиваю руку вперед. Абсурдно, глупо, неоправданно храбро. Касаюсь указательным пальцем шерсти на его вытянутой мордочке, и в голове не возникает даже мысли о том, что грызун может запросто меня укусить. Вместо этого мы внимательно изучаем друг друга и я так же медленно убираю руку.
Последнее, что я понимаю сегодня: наше поколение обречено.
Но мы еще можем спасти следующее.
***
Кассандра считает меня сумасшедшей. Кажется, она меня даже боится, нервничает во время тренировок. Я чувствую свою вину. Я поступила эгоистично, безумно и сумасбродно, но эксперимент удался. Я все еще жива.
Проходят недели тренировок, и я уже не чувствую боли в мышцах. Вообще ничего не чувствую. Руки и ноги наливаются сталью, тело напряжено постоянно. Мы с Кассандрой перешли на спарринг, и хотя я всегда проигрываю, чувствую, что это ненадолго.
Когда остаюсь одна в комнате, ко мне приходит мой маленький друг. Он перебегает с одной моей руки на другую и грызет сухарики, которые я прячу в карманах. Я все думаю о том, что надо бы дать крысу имя, но ничего путного не выходит. Поэтому он остается просто Крысом.
Сегодня ночью я не могу уснуть точно так же, как и неделю назад. Уже слишком долго я сплю не больше трех часов в сутки и из-за этого к вечеру напрочь слетаю с катушек. Вроде бы бессонница должна сопровождаться апатией и упадком сил, но вместо этого на тренировках у меня проявляются вспышки ярости и необоснованной агрессии. Кассандра чувствует, что со мной что-то происходит, но не знает, на что я способна. Вернее, не я, а то, что скрыто во мне.
Я лежу на спине несколько часов, глядя в потолок. Крыс бегает по мне из стороны в сторону, наматывает круги и никуда не уходит. Он похож на маленького вечно занятого человечка. Интересно, о чем он думает? Как он видит меня своими красными глазками-бусинами? Знает ли, что он особенный?
Я перекатываю эти вопросы во рту, пробую на вкус и на ощупь, шевелю губами, проговаривая их вслух, но ответы не приходят. Вместо этого я проваливаюсь в яму, лечу в нее несколько часов и только под утро оказываюсь там, откуда уже не могу вернуться прежней.
***
Призрак исчез.
Уже который день я оказываюсь в этой комнате перед окном, мир за которым – облако белого дыма. Оно клубится и бурлит под моими ногами, и нет никакого иного выхода, как оставаться здесь и ждать.
Теперь я не знаю, что страшнее: блокировать нападки чужого Алекса или сидеть в комнате на задворках собственного подсознания в гордом одиночестве. Меряю комнату шагами, вперед-назад, и внезапно стены начинают плавиться. Краска сползает с них, как кожа, оголяя серый бетон, но вскоре и он начинает растворяться. Стены вздуваются пузырями и сползают к полу, а из свежих дымящихся дыр в мою сторону просачивается белый туман.
Я пячусь, но за моей спиной – распахнутое окно, и за ним творится то же самое. Дым поглощает меня, заполняет собой все вокруг, закладывает уши, врезается в носоглотку, заполняет легкие.
Я не могу вдохнуть. С шумом падаю на пол, в кровь разбивая колени. Слепо шарю руками перед собой, ища ими железные ножки кровати, но лишь ломаю ногти о них. По щекам бегут слезы от боли и бессилия.
И когда я открываю глаза и просыпаюсь, ничего не меняется. Комната горит красным, визжит сирена. Все вокруг заполнено дымом, из-за которого я не вижу ничего дальше своего носа. На меня накатывает жуткая слабость, не могу даже подняться на ноги. Чувствую струйку теплой жидкости, которая сползает по верхней губе – из моего носа хлещет кровь. Щеки влажные от слез.
Интоксикация.
Вслух проговариваю это слово, щелкая языком о нёбо. Всхлипываю, зажимаю нос одной рукой и ползу на четвереньках к двери. Наваливаюсь на нее всем телом, но она не открывается.
Череп разрывается от воя сирены. Комната кружится, я трачу последние секунды жизни впустую. Царапаю ногтями дверь, и мне удается встать на колени перед ней. Дергаю за ручку из последних сил, но дверь заперта. Я в ловушке, в клетке.
И что-то тяжелое придавливает меня, плющит изнутри и снаружи. Я взрываюсь, и все мои силы уходят в воздух, становятся частью дыма. Не чувствую ничего, но знаю, что заваливаюсь вперед и сползаю по двери лицом вниз. Дым обжигает легкие. В предсмертной агонии все внутри меня взрывается адской болью.