Страница 63 из 87
Она берет один из ножей, велит сделать мне то же самое. Встает в стойку, запрокидывает руку назад. Я в точности воспроизвожу каждое ее движение. Закрываю глаза, открываю, щурюсь, становлюсь единым целым с целью, только не со всей мишенью, как то было в тире, а с маленькой черной точкой в самом центре большого круга.
Выдыхаю и замираю, будто статуя. Все внутри меня останавливается, и тогда я подаюсь вперед, а лезвие летит прямо в цель. Я метаю ножи друг за другом и делаю это так легко, будто всегда знала, как это делается.
Кассандра не может сдержать удивления и смотрит на меня большими глазами, когда я сгребаю в охапку десять ножей и снова иду метать.
Мы не переключаемся ни на какую другую тренировку до конца дня. Кассандра ничего не говорит, только стоит у стены, скрестив руки на груди, и наблюдает за тем, как я лишаюсь последних сил. Тренировка так же лишает меня и рассудка, потому что я не могу остановиться. Пока я здесь, в этом самом зале, все мысли проходят мимо меня. Все, что я вижу – это черная точка в центре мишени. Все, что я чувствую – это пустота и концентрация. Больше не существует ни боли, ни страха, ни усталости.
Когда становится поздно, Кассандра силком выволакивает меня в коридор и заставляет идти к себе.
Я падаю на кровать, и в эту же секунду на меня наваливается все, так же, как и вечером ранее: усталость, боль, одиночество и страх. Я смотрю в потолок, серый и пыльный, холодный и сырой, и меня трясет. Крупная дрожь захватывает мое тело, и когда я переворачиваюсь и утыкаюсь лицом в подушку, она становится влажной.
Я не человек.
Я жертва вируса.
***
На третий день я просыпаюсь прежде, чем Кассандра приходит меня будить.
Я сижу на коврике в ванной и сжимаю в руках один из ножей, что мне удалось стащить незаметно от моей надзирательницы. Она будет в ярости, но я пропадаю, когда смотрю на свое отражение в его острие.
Это особый вид гипноза, когда твоя человеческая сущность растворяется в полном отсутствии мыслей, а на ее место выходит что-то чистое и ужасное. Оно пульсирует в моей голове и мчится по телу вместе с кровотоком. Оно умеет мыслить и видит мир точно так же, как и я, но оно – другое. Это иное сознание в моем же теле. Какая-то надчеловеческая сущность.
И сидя здесь, на полу ванной, мы едины. Я переворачиваю нож и оглядываю его со всех сторон. Закатываю рукав рубашки и провожу тонким лезвием вдоль руки от локтевого сгиба до запястья. Никакой боли нет совершенно, но спустя секунду на кожу просачивается тонкая кровавая линия. В каждой красной капле – мое отражение, в каждой – мое существование.
Я улыбаюсь. Откидываюсь назад, упираясь спиной в бортик ванной, и опускаю нож на пол. Мне хорошо, потому что я ничего не чувствую, а кровь капает на пол совершенно бесшумно.
Я закрываю глаза. Мой внутренний мир – это лодка, мир внешний – океан, и я медленно плыву по его волнам. Ничто не мешает моему спокойствию.
Но когда я открываю глаза в следующий раз, я слышу крик. Кассандра наклоняется ко мне и громко орет в ухо, визжит и тянет меня на себя. Не могу стоять на ногах, и она вытаскивает меня в комнату. Бросается к шкафчикам, перепрыгивая через маленькие кровавые лужицы на полу.
– Ты что сделала?! – орет она на меня, но я ее слышу слишком отдаленно, ее крики никак меня не задевают. – Совсем рехнулась? Смотри на меня! – она поворачивает мою голову, но я слабо отталкиваю ее руку. – Смотри, говорю!
– Сама смотри, – шепчу я, запрокидываю голову назад и начинаю смеяться.
Перехватываю ее руку с зажатой в ней бинтом, встаю на ноги и вдоль стены выхожу в коридор. Кассандра кричит мне вслед, но я стараюсь идти быстро и не оглядываюсь. Вскоре уже бегу.
Я не хотела покончить с собой – если бы хотела, то сделала бы это намного быстрее, но я должны была пройти испытание. То, что мне когда-то показала Маргарет.
Иду вдоль стены и замираю на середине противоположного жилому отсеку коридора. Смотрю на руку, поднося его в область света лампочки: рана покрылась темной коркой запекшейся крови. Рука функционирует нормально, но боли я не чувствую. Совершенно никакой.
Под ногами пробегает крыса, задевая меня длинным хвостом, и я даже не вздрагиваю – смотрю ей вслед и внезапно срываюсь с места. Бегу в запретную темноту, откуда доносится крысиный писк.
Когда я проваливаюсь в черноту стен, цепляюсь руками за холодный кирпич и быстро иду вдоль темноты. Приходится повернуть направо, и здесь пропадает последний источник света, я остаюсь один на один с неизвестностью.
Шарю свободной рукой по карманам спортивных брюк, достаю маленький магнитный ключ от тренировочного корпуса и переключаю миниатюрный рычажок сбоку от него: загорается фонарик. Совсем небольшой источник света, но достаточно мощный, чтобы я могла увидеть то, что лежит у меня под ногами: крысиные экскременты, огромные клочья шерсти, черно-бордовые пятна на темном бетоне. И я продолжаю идти дальше, не чувствуя страха.
Внутри меня не дрожит ни единая ниточка – все они оборваны, все нервные окончания перекрыты чужим сознанием. И я протягиваю руку с лучом света вперед, натыкаясь им на прутья решетки: дальше путь перекрыт, а решетчатая дверь заперта на замок. Опускаю луч фонаря вниз и предвкушаю, как все вот-вот сожмется внутри, но ничего не случается. Ни страха, ни паники, ни желания убежать.
Вместо этого я опускаюсь на корточки и оказываюсь еще ближе к страшной картине. Между прутьями решетки лежит труп большой бело-серой крысы. Ее голова неестественно вывернута, плоть уже постигла участь разложения. Провожу лучом фонаря еще дальше и вижу, что за решеткой лежит еще несколько маленьких крысиных трупов: очевидно, что это была крыса-мать и ее дети. И все они – чудовищно мутировавшие. От ужасающих размеров взрослой крысы до врожденных уродств ее детей – все это выдает действие штамма. Я окончательно убеждаюсь в этом, замечая на их коже характерную желтую сыпь.