Страница 62 из 87
Миллингтон оставляет нас одних в бункере. Нет выхода на поверхность, ученых увезли в другие лаборатории, из защиты – десяток охранников. Мы с Кассандрой вольны слоняться сколь угодно долго по подземным лабиринтам, но через месяц все изменится.
Так сказал Чарльз Миллингтон.
Месяц на то, чтобы сделать из вялой девчонки передового бойца. У меня есть навыки, до сих пор я не пропустила ни одной самостоятельной тренировки, но то, что Кассандра готовит для меня – в сотни раз хуже. Это испытание тела на прочность. Это эксперимент на болевой порог. Это полное избавление от страха.
Теперь мы живем в разных комнатах и остались единственными людьми в нашем отсеке. Охранников я даже не вижу, вообще не вижу никого, кроме Кассандры. Она говорит, что лифт, единственный путь наверх, к цивилизации, заблокирован паролем. Она говорит, что она – единственный мой палач и вынуждена делать то, что делает. Я ненавижу ее, когда она говорит это, но ее не остановишь. Как и Миллингтона.
Если ввязалась в эту бойню, придется ползти до конца.
День первый.
Я просыпаюсь, когда трезвонит будильник, и в первый же день разбиваю его ко всем чертям. То, что Кассандра дает мне на завтрак – оснащенное всеми необходимыми веществами пойло, не жидкая и не густая серая масса, совершенно безвкусная и вязкая, быстро остывает и становится крайне непереносимой. Но я доедаю до конца.
В одном из крайних коридоров есть большое и довольно светлое помещение, приспособленное под тир. Мы идем туда.
Я стреляю несколько часов подряд, пробую не один десяток видов оружия, и Кассандра бурчит что-то о том, что я должна выбрать. Не могу. Ничего не соображаю, когда руки деревенеют от напряжения, а черная точка мишени пляшет перед глазами. Я не люблю чувствовать в своих руках вес оружия, ненавижу с паническим страхом жать на курок, но люблю чувство победы. Я редко промахиваюсь.
Штамм подарил мне отличное зрение, но когда я стреляю, происходит что-то иное. Между мной и мишенью появляется нить и соединяет нас, будто единое целое. Я не могу не попасть, потому что ствол винтовки – продолжение моей руки, а черная точка мишени – еще один мой орган. Он чувствует малейшее движение моего тела, а я чувствую его неподвижность. Мы смотрим друг на друга и притягиваемся с равной силой.
– Я не хочу стрелять, – говорю Кассандре, когда она собирается вести меня на обед.
– Почему?
– Не мое. Есть другие варианты?
– Есть, но тебе все равно нужно огнестрельное оружие. Ты должна выбрать.
– Хорошо, – говорю я и стягиваю тугую резинку с волос, массирую голову, унимая боль от перенапряжения. – S-400. Компактный.
Кассандра скрещивает руки на груди и усмехается, закатывая глаза:
– Иззи, это несерьезно.
– Это важно. Важно для меня.
– Чем же?
– Это в память о человеке, которому я однажды спасла жизнь.
Кассандра долго и пристально смотрит на меня, потом чешет затылок и выдыхает наконец:
– Валяй, стреляй из своего S-400. Но сначала мы разберемся с обедом.
– Идет, – усмехаюсь я и на какое-то время проваливаюсь в воспоминания.
***
Это ужасно на самом деле, но к вечеру все мои силы сходят на нет. В вечных сумерках бункера мне становится так же тоскливо и одиноко, как и каждую ночь. Мне хочется выть и лезть на стену от бессилия. Я так сильно скучаю по Алексу с его большими теплыми ладонями и мягким спокойным голосом. По его объятиям, в которых все теряет свое значение, в которых хочется раствориться, свернуться клубочком и никогда не вспоминать об умирающем мире.
Я скучаю по Хэлу, его шуткам и смеху, по нескончаемым историям, горящим глазам, которые вижу всюду, когда становится совсем худо. Я скучаю по Элис и ее изяществу в каждом движении, что бы она не делала, скучаю по ее знаменитому секретному чаю и пирогу с ягодами, о пустой болтовне, но такой безмятежной и сладкой, что хочется засыпать с улыбкой.
Я думаю о всех них перед сном, и мне становится так тепло, так радостно, но потом я понимаю, как далеко все они оказались сейчас. Мы в разных мирах, мы – разные. Пересечемся ли когда-нибудь теперь?
Я боюсь, когда что-то внутри качает головой, и притягиваю колени к груди. Еще долгие и долгие часы я не могу согреться и заснуть.
***
День второй, и Кассандра будет меня еще раньше. Я чувствую это, потому что в бункере очень холодно и выбираться из теплой постели кажется настоящей пыткой. Кассандра беспощадно сбрасывает мое одеяло на пол и выталкивает меня в холодный душ.
Проходит время, и я уже перестаю так остро реагировать на температуру окружающей среды.
Снова вливаю в себя темно-серую протеиновую жижу, и Кассандра ведет меня в новый сектор. Длинное узкое помещение очень похоже на тир, но мишень здесь состоит из больших вложенных друг в друга разноцветных кругов. Кассандра вытаскивает на деревянный стол черный чемоданчик и откидывает крышку: внутри с десяток блестящих ножей.
Я смотрю на них, будто завороженная. Мое лицо причудливо искажается, отражаясь в них, и я рефлекторно протягиваю руку вперед, касаясь рукоятки. Каждый из этих ножей – настоящее произведение искусства.
– Коллекция отца. Особый вид стали, они очень острые, тонкие, но крепкие.
– Потрясающе... – выдыхаю я, и Кассандра кивает мне в ответ.