Страница 59 из 87
Коннор скалится.
– Покажи, на что способен. – Его слова режут воздух и больно бьют по моим ушам, кислород проскакивает мимо вдоха, и в моем горле вырастают шипы. – Неуязвимый. Бессмертный. Сверх-человек. Вирус сделал тебя венцом творения, совершенным детищем эволюции. Покажи мне то, что о тебе говорят.
– Кто говорит? – хриплю я, и во рту появляется привкус крови.
– Те, кого ты предал. Взять даже твою мертвую девчонку. Со... – Коннор подходит ближе, и я дергаюсь, подаюсь вперед, замахиваясь, но остаюсь на месте. Это уловка. Все, что он говорит сейчас – приманка для Зверя. Я должен быть умнее него, хотя все внутри горит.
– Я вижу ярость в твоих глазах. Вот он я, Роджерс, безоружный. – Он поднимает край футболки и высовывает пистолет из-за пояса, отбрасывает в дальний конец подвала. – Ты ведь хотел мне отомстить все эти годы? Хотел убить меня? Разорвать на куски? Я испортил тебе жизнь, да, Роджерс? Давай, скажи это, скажи!
Но я остаюсь на месте и не шевелюсь. Смотрю ему в глаза, и это единственный мой ответ.
– Ты не хочешь воспользоваться шансом, кролик Роджерс? Я думал, тебя жизнь хоть чему-то научила.
– Научила, Коннор. Она научила меня быть предателем и гнилью. Научила убивать людей изощренно и разрушая по кусочкам, ничего не оставляя. И ты падешь, Коннор. В свое время.
Теперь молчит он. Смотрит мне в глаза и скалится, хмыкает и поворачивает голову. Теперь глядит на меня исподлобья. В его глазах – досада, но еще и скрытый восторг. И я знаю, что последует за этим.
Двое мятежников подходят ко мне. Один из них держит в руках длинную цепь, на обоих концах которой – два металлических кольца. Одно они цепляют за широкую трубу в самом углу подвала, другое – защелкивают на моей правой щиколотке. Я не сопротивляюсь. Бесполезно. Коннор только и ждет того, чтобы я перестал быть собой.
– Клон не выйдет, пока ты ждешь этого, – совершенно спокойно говорю я, опускаясь на пол.
– Клон? Это ты так вирус называешь? – усмехается Коннор.
– Чистое сознание Штамма. То, что живет глубоко внутри меня.
– Роджерс, у вируса нет мозгов, это неклеточная форма жизни, или ты уже забыл все, чему тебя учили твои книжки?
– Я помню все, Коннор, все до мельчайших подробностей. Но Штамм знает больше. И он способен на многое. Когда-нибудь ты увидишь.
– Но не сейчас?
– Не сейчас.
– Посмотрим, что ты скажешь через неделю или месяц.
Коннор разворачивается и уходит. Двое солдат следуют за ним, двое остаются рядом со мной и садятся напротив. У них есть оружие, компьютер, стол и стулья. У меня – кандалы, ржавое ведро, миска с водой и холодный пол.
Это вызов – кто из нас продержится дольше.
***
На ее могиле распускаются нежно-лиловые бутоны, каждый стремится к солнцу, все вверх и вверх, а она укоризненно смотрит на меня с выцветшего портрета.
«Ради чего я умерла?» – спрашивают ее глаза.
«Ради чего я выжил?» – шевелятся мои губы, и я зажимаю рот руками, потому что резкий приступ тошноты сбивает меня с ног. Прежде, чем я соприкасаюсь с каменистой поверхностью, липкая жижа выливается из моих губ, и я вижу жуков.
Кровавые потемневшие панцири из лужи блевоты ползут к надгробному камню, их слишком много, и они лезут из меня, из моего рта, и я не могу остановить это. Их становится слишком много. И когда силы заканчиваются, я лежу в грязной вонючей луже, и Софи все так же смотрит на меня. Ее глаза вечны. Они – тот камень, к которому прибиты. Они – вирус, который не умрет, потому что его цель – сделать бессмертным человечество. Они – это и есть я, гнилой изнутри.
И я сжимаю руки в кулаки, протягиваю вперед и впиваюсь ногтями в землю, подтягиваюсь, ползу из последних сил. Камни царапают грудь и руки, сухие ветки норовят выколоть мне глаза, но я добираюсь до могильного камня, крепко сжимаю его, обнимаю, и слезы льются по моим щекам.
Я знаю, что здесь меня никто не увидит, кроме нее самой, и с ней я могу быть настоящим. Я сжимаю этот камень так, будто это она и есть, и он становится теплым. Он прижимает меня к себе так же, как и я его к себе. Закон всемирного тяготения. Все в этом мире стремится к объятиям.
И когда рыдания заканчиваются, всхлипы сходят на нет, я еще долго сижу так, с закрытыми глазами, держа ее в своих руках. Мне нравится чувствовать ее молчание. Я представляю ее волосы с каштановыми и ярко-красными прядями, я представляю ее лицо с кошачьими глазами, совсем немного на азиатский манер. Она говорит, что в прошлой жизни была японским самураем, всегда так говорила. Я представляю ее худое тело под огромной толстовкой в три раза больше нее самой. Представляю ее пальцы, не тонкие и длинные, как мои, а короткие и квадратные, но с неизменно черными длинными ногтями. Я помню ее в каждой ее подробности, в каждом взгляде, в каждой улыбке, что навсегда запечатлена на внутренней стороне моих век.
Каково провести вечность в одиночестве?
Я не хочу знать, не собираюсь жить вечно. Я обязательно найду способ умереть, как только закончу свое дело. Я заслужу право быть рядом с ней всегда.
Но до тех пор я буду приходить сюда каждую ночь и вспоминать ее губы, мокрые и соленые от слез. Ее теплые руки. Ее громкий голос. Ее звонкий смех. Ее. Только ее в каждом ее шаге.
И когда я открываю глаза, чувствую, что за мной наблюдают. Рывком поднимаюсь на ноги и смотрю на человека, который тоже смотрит на меня. Она смотрит на меня искоса, чуть наклонив голову и прищурившись. На ее лице проступают морщины, ее пальцы перебирают воздух, и нижняя губа чуть опускается на выдохе, но она никак не может заговорить.