Страница 40 из 87
Это какое-то наваждение… или метаморфоза?
Энергия выплескивается из меня наружу, когда я в обнимку с унитазом коротаю часы. Мой желудок полностью опустошен, все тело разрывается от боли. Я смотрю на себя в зеркало и вижу белое, как мел, лицо, красные опухшие глаза с лопнувшими капиллярами, желтоватую сыпь на лбу и практически белые дрожащие губы.
Я зараженная. Но как это возможно, если прежде вирус растворялся в моем теле безо всяких осложнений?
Чувствую, как во мне шевелится что-то чужое. Оно подкатывает к горлу, пульсирует в тех участках тела, где кожа тонкая и чувствительная. Я схожу с ума, потому что время от времени мое сознание отключается, и я могу очнуться в другой части комнаты. Я не понимаю, что происходит. Я ничего не понимаю.
Взвывает сирена, и я вздрагиваю.
Уши закладывает, я кричу, чтобы они выключили это, и сирена замолкает. Раздается щелчок. Мне удается подняться на ноги, стою посреди комнаты и оглядываюсь по сторонам: из стен начинает сочиться белый дым. Они выкуривают меня из комнаты, как из улья.
Делаю несколько шагов вперед, превозмогая боль и едва шевеля ватными ногами: дверь открыта. Замираю еще на несколько минут. Дым перекрывает дыхательные пути. Я подаюсь вперед и падаю за порог комнаты. Больше не могу подняться. Ползу вперед по бесконечно длинному коридору.
Снова открывается дверь в зал допросов, и я вползаю внутрь. Здесь нет солдат и военных: роль конвоира выполняет дым, а путей побега тоже нет. Я заползаю на деревянный стул и откидываюсь на его спинку. Подношу руку к лицу и чувствую, что из носа снова течет кровь. Запрокидываю голову назад и жду вопроса.
– Имя.
– Вы уже спрашивали.
– Имя.
– Изабель Мэд.
– Возраст.
– Восемьдесят три с хвостиком, мать вашу!
Кричу и начинаю смеяться. Чувствую, как кровь булькает в носу, когда я смеюсь в потолок.
– Возраст.
– Девятнадцать.
– Что вам известно о Штамме 13?
– Это вирус, который убивает людей.
Больше мне и правда нечего сказать.
– Что вам известно о Штамме 13?
Тяжело вздыхаю и пытаюсь всмотреться в тень за стеклом, но невозможно что-либо разглядеть.
– Существуют разные модификации Штамма. В основном они поражают человеческий организм, селятся в мозге, потому что это слабая незащищенная зона. Некие мятежники верят в то, существует модификация Штамма, которая наоборот, усиливает иммунитет и организм в целом.
– Откуда вам известна эта информация?
– От Ричарда Бэра.
– Что вам известно о Бэре?
– Что он мой отец.
Голос выдерживает паузу и ничего не говорит. Кровь перестает идти, и теперь я пытаюсь оттереть свежее пятно над губой.
– Вы убили Бэра?
Я ошарашена вопросом. Хлопаю глазами и заикаюсь перед тем, как ответить:
– Нет… его убил вирус.
– Вы уверены в этом?
Этот вопрос не требует ответа, потому что дважды звенит сирена и гаснет свет.
Я знаю, что это означает конец допроса, и поэтому остаюсь в полном негодовании. Что за бред? Я видела, как умирал Бэр, видела, как Штамм разрушил его тело.
И внутри меня все пылает.
В следующую секунду я бросаюсь вперед и налетаю на поднимающееся стекло. В кромешной темноте я кричу и колочу по нему руками, и когда оно поднимается так высоко, что я уже не могу достать, бросаюсь вперед, но натыкаюсь лишь на глухую стену. Я одна в помещении.
Зажигается свет, и белый дым приглашает меня в мою комнату.
***
Я не могу понять, что происходит, и как они это делают. Зачем? Зачем задавать такие глупые вопросы?
Уверена ли я в естественной смерти Бэра?
Конечно же. Я отчетливо помню то, каким он был в последние минуты своей жизни: разбитым скорченным стариком, слабым, разваливающимся и потерянным. Как просил прощения и плакал, как ребенок.
И я простила его.
Я простила их всех. Но какой ценой?
Я лежу здесь и смотрю в потолок. Они создают эту иллюзию, чтобы окончательно свести меня с ума. Мой разум теперь отключается все чаще, и это похоже на галлюцинации. Странные образы проплывают перед глазами, и я уже не могу отличить их от реальности. Все кажется сном.