Страница 38 из 87
Спустя четыре часа и семь минут, выходит женщина. Я подбегаю к ней, и она зажмуривается: наверное, я выгляжу так, будто сейчас брошусь на нее и разорву на куски, но я останавливаюсь и хлопаю глазами. Молча умоляю ее сказать что-то хорошее.
– Рана очень тяжелая, – выдыхает она, – но операция прошла успешно.
Хватаюсь руками за голову и ударяюсь о стену. Все внутри падает, и я снова могу дышать.
– Доктор Хендрикс просит вас пройти к нему, – обращается она к Адаму и собирается уйти, когда я снова кричу.
– Что делать мне? Я могу пойти к ней?
– Вам я посоветую плотно поесть и отправиться спать, молодой человек. Я принесу вам успокоительное. К девушке сейчас нельзя, она отдыхает после операции, все остальное будет известно уже завтра. Не мучайте себя.
– Вам легко говорить.
Женщина останавливается и смотрит на меня так пристально, что по спине бегут мурашки.
– То, что она вообще выжила – настоящее чудо. Благодарите Бога за это и отдохните, прошу вас.
Она уходит.
Я опускаюсь на пол, прислоняясь спиной к стене и все еще держась за голову. Чувствую, как в висках пульсирует сердцебиение, дышу часто и сбивчиво, никак не могу нормализовать это чертово дыхание. Я не хочу спать. Я не хочу есть. Я хочу лишь, чтобы с Софи все было в порядке.
И я остаюсь один в коридоре. Сижу здесь еще около получаса, потом поднимаюсь и плетусь по нему на негнущихся ногах.
Женщина-доктор видит меня, протягивает стакан воды с таблеткой и молча хлопает по плечу. Я глотаю успокоительное, осушаю весь стакан. Женщина указывает рукой в сторону приоткрытой двери, и я захожу туда, в комнату отдыха, падаю на диван и больше ничего не чувствую.
***
Я не могу дышать. Темно. Не могу открыть глаза и вообще пошевелиться: что-то давит на мою горло, чьи-то горячие пальцы сжимают его из всех сил. Но все же мне удается разлепить веки, перед которыми все плывет.
– Предатель, – шипит Кассандра, и давит на мое горло еще сильнее.
– Нет… – пытаюсь выдавить я, но вместо этого с моих губ срывается хрип.
Снова закрываю глаза, темнота покрывается туманом, серым дымом, который жжет мои дыхательные пути.
Слышу истошный вопль, и снова распахиваю веки: теперь надо мной нависла Софи, и она кричит мне в ухо так отчаянно, что у меня замирает сердце:
– Предатель! Ты бросил меня, бросил!
Снова закрываю глаза и проваливаюсь в яму. Все мое тело просто гудит от боли, но постепенно дыхание вновь возвращается, а руки, крепко державшие мое горло, исчезают. Я вдыхаю полной грудью и надрывно кашляю.
– Предатель, – вновь раздается голос, и когда я вновь открываю глаза, вижу перед собой Изабель Мэд. Она держит в руках окровавленный нож и пытается вытереть его лезвие краем кофты. – Ты заслужил их смерть.
Я оборачиваюсь и вижу два трупа вокруг себя.
Я кричу так громко, как только могу кричать.
***
Просыпаюсь от собственного крика. В комнате горит свет, и несколько человек стоят надо мной, удивленно таращатся, не понимая, что происходит. Я тоже не понимаю. Чувствую лишь, что боль отступает, и я могу снова свободно двигаться.
– Простите, – бурчу я, поднимаясь с дивана.
– Ничего страшного, – говорит женщина-доктор и снова протягивает мне таблетку успокоительного, чашку чая и кусочек пирога. – Уже поздно, вы можете остаться здесь.
– Где… – с трудом подбираю слова. – Где Адам?
Женщина закусывает губу и молчит. Двое других работников лаборатории уходят, и мы остаемся вдвоем в комнате.
– Он придет завтра. Он… подавлен. Я понимаю, что это слово для вас ничего не значит и легче от него не станет, и девушке не поможет. Но прошу вас, поймите его. Он бы все отдал, чтобы не случилось то, что случилось.
– Почему вы говорите за него? – во мне бурлит злость.
– Адам – мой сын, – выдыхает женщина, – полгода назад моя дочь умерла у меня на руках в этой же больнице. Я не представляю, что может быть хуже.
Я хмурюсь. Я не понимаю. Я не могу ее осуждать и злюсь одновременно.
– Ваша дочь… умерла от Штамма?
Женщина долго и пристально смотрит мне в глаза, а потом кивает.
– Я тоже заражена, но я его не чувствую, совсем, – ее лицо меняется, кривится и краснеет, – я не понимаю, почему? Почему меня он оставляет в живых, а убивает детей, ни в чем не повинных? В чем смысл?