Страница 4 из 131
– А ты?
– Я-то? Прогрызлась в инженера-биоэлектронщика с самых низов, с подворотни, можно сказать. Из гетто. И хочу в этой жизни сорвать не ставку, а... – по кряхтению из люка Ремню показалось, что Тэра что-то затягивает, кряхтит, – ...а в-ве-есь банк.
Люк под потолком на плече гиганта-погрузчика подумал и тихо, будто для себя, добавил:
– И зачем я тебе все это рассказываю?.. Хотя, не всю же жизнь в этом гадюшнике почивать...
Тэра не успела договорить, а на воротнике Ремня гавкнула клипса, и кладовщика бросило в холодный пот от злобного рёва:
– Ремень! Паразит! За-ар-раза! Тебя совсем погрузчиком расплющило?
Кладовщик торопливо схватился за клипсу и ответил:
– Нет, босс.
– Тогда, какого лешего, семнадцатый ещё не догружен? – клипса злобно засопела под ухом, а Ремень лихорадочно попытался вспомнить, сколько ещё контейнеров осталось сгрузить в челнок. Долго размышлять не дали:
– Сейчас сам приду проверять! Не начнешь работать – уволю! За простой! И техника уволю к чертям за безделье! Обоих без выходного пособия! Усек?
– Да босс.
– Пятнадцать минут до отлета!
Как только клипса умерла в кислом перегаре машинного масла, кладовщик прикрикнул:
– Тэра, слышала?
– Слышала, слышала, – спокойно откликнулась девушка. – Не ори, у твоего гоблина мозги сварились.
– Чего?
– Масляная магистраль лопнула. Вентиль расшиб защиту мозга. Ну, и об пол приложило не слабо. Сто сорок градусов шкварчащего масла, сам понимаешь, – органическая часть управления... Ну, просто вареные мо́зги. Натура-а-альные. Ням-ням... Есть не хочешь?
Ремня передернуло, но он продолжил гнуть своё:
– А делать-то чего?
– Чи-ини-ить, – размеренный голос девушки стал спокойней, и Ремня накрыла лёгкая паника:
– Куда ещё чинить? Бульдог идёт! – Ремень шкурой почувствовал приближение босса, череп болезненно уменьшился, выдавил из глаз обжигающую слезу, а сверху, в сосредоточенно ковыряющемся пыхтении разнеслось:
– Терпение, знаешь ли, добродетель.
– Так ещё пять минут и...бо-осс.
– Ну, поорет. Мозг я заменила.
– Чей?
– Может твой?.. – хихикнула девушка. – Хмм... Да, гоблина твоего, дубинушка.
– Ну?
– Чего ну, Ремешочек? Настраивать и тестировать твоего гоблина до утра буду, а то пробьёшь ты своей головушкой бетончик в самый подвальчик, а мне опять чини… Как голова-то?
Ремень прикрикнул:
– Да он же нас живьём съест!
Чрево гоблина хмыкнуло и резонно заметило:
– И где ж он, болезный, ещё одного техника найдет в этой дыре? Я и то пошла сюда только ради практики. Сам подумай, не Земля же. Чёртово захолустье. И вообще, кто ж знал, что тут такие раритеты?
Для Ремня осталось загадкой, имеет ли Тэра ввиду кладовщиков или гоблина. Пара минут прошла в кисло-масляной тишине, прерываемой трепещущим эхом вдали: «повышаю-шаю-шаю, пас-пас-пас» и разноголосьем писка кнопок сервисного компьютера из утробы гиганта-погрузчика – Тэра диагностирует мозг. Босс, как пить дать, спешит сюда…
Ремень прикрыл глаза, погрузился в очередную сжимающую волну боли. В надежде облегчить страдания пульсирующий жаром висок прижался к стали контейнера, а прохладный ветерок вместо помощи всё забавляется со стальным гигантом-погрузчиком, раскачивает над его царапанной головой лампы, выхватывает из тени ещё двух истуканов, переломленную стальную ногу и давно выпотрошенный рем-комплект. В полночном мраке кладовщику мерещатся ящики, штабеля, тихие шаги… Полночное наваждение… Ремень глубоко вздохнул и решился:
– Знаешь, Гровер ещё одну ставку сделал.
– Ммма? И какую?
– Тебя.
Тэра помолчала, и чрево погрузчика исторгло:
– Ремешочек, ты совсем головушкой двинулся? – звенящий из гоблина голос стал заботливо спокоен, очень спокоен. Вот этого-то голоса Пантеры кладовщики боятся больше всего. После него обычно следует взрыв, и прекрасная Пантера превращается в обороняющуюся Мегеру. А этот заботливо-спокойный ответ – она на грани…
Из погрузчика зашипело:
– Вы там совсем рехнулись?
Кладовщик начал жалеть, что проговорился, как вдруг его подбросило от рёва:
– Грузить пора, батон тебе в уши!.. Чего снизу пялишься?! Внутрь полезай! – Босс рявкнул сзади, откуда-то из подмышки, и оборачиваться Ремню очень не хочется. Совсем! Да и морду эту плешивую-перекошенную видеть – удовольствие ещё то.