Страница 13 из 18
Напророчила бабка, как в воду глядела!
Бабка встретила меня, радостно улыбаясь, расцеловала в обе щёки. Громко, во весь голос:
- Ты ж, мой оленёнок, Горушка! Ух, какой зверь! Всем зверям зверь!
- Баб, ты ж потише, - стараюсь утихомирить её. - Зверь и зверь... Пошли, к столу провожу.
Бабка уцепилась за руку, гордо оглядываясь на односельчан и гостей. Только мне все эти взгляды - у кого недоумённые, у кого приветливые, а у кого-то и злые - как ножом по сердцу! Не люблю я быть мишенью для пересудов.
Кинул взгляд на гостей, машинально отмечая расы присутствующих. Кроме наших деревенских оборотней и людей, мелькали в толпе косы до колен и причудливой формы уши немногочисленных эльфов. Удивила мшисто зелёная шевелюра, невесть зачем забредшего сюда, дриада. Глаза невольно задержались на широких с просинью скулах двух орков…
В такой толпе сразу бросались отличия оборотней от людей, наиболее значительной разница была у взрослых мужчин.
Внешне дети оборотней ничем не отличаются от человеческих детей. Ну, разве в сильном возбуждении пересверкнут глазами, как бывает у животных, у иных ещё зрачок может вытянуться.
А вот взрослея, уже отличались сильнее, особенно мужчины. Просто у взрослых оборотней мужского пола не было растительности на лице. Не знаю, зачем так распорядился Сущий. Видимо, в противовес густому шерстяному покрову в звериной ипостаси.
Ну, и выглядят оборотни - что мужчины, что женщины - моложавее своих человеческих сверстников. Причём, чем старше, тем большая разница видна…
Бабку посадили во главе стола, она всё не хотела меня отпускать, но Ррык уговорил. Сказал, что негоже молодому оборотню, пусть и особенному, сидеть выше именитых гостей и управителей деревни.
Я, облегчённо переведя дух, отправился к столу молодых, к Урусу и друзьям. За столом было весело - нам, как взрослым, выставили брагу, только градусом поменьше. Мне кажется, что я никогда ещё не видел своего брата таким весёлым и оживлённым. Толкнул его в бок и тихо спросил:
- Ур, ты чего весёлый такой? Даже нисколько за меня не стыдно?
Урус вытаращил глаза и зашипел:
- Чего стыдно? Кого стыдно? Я знаешь, как горжусь своим братом! Ты ж всем им доказал, что ты действительно особенный!
- Ага, особенный? Олень! Рогатый олень! Все нормальные волки, ну, там может, медведи, да даже лисы, а я один ненормальный олень. Тьфу!
При напоминании о лисах брат захохотал, сжал моё плечо и восторженно заговорил:
- Ага, волки да медведи... Да только те волки от этого бедного олешка чуть на месте не обмочились. Как ты их! Загрр-рыз-зу!... Да этот Гром на место Ррыка метит, всё гадости ему подстраивает, диких под себя подмял. А тут олень ему хвост прижал. Как он от тебя пятился да хвост поджимал! Ему ж теперь от оборотней совсем поддержки не будет. Здорово ты дядьке помог!
Вот оно как! Никогда не интересовался делами взрослых, действительно, как бабка говорит "маненький", а выходит, не зная, всё же помог вожаку.
Приободрившись от мыслей, что и от меня такого, всё-таки есть какой-никакой толк, успокоился, постепенно втягиваясь в общее веселье.
***
Наутро жутко болела голова, потому сначала даже не понял, где нахожусь.
Над головой навис наклонный потолок из неструганных досок, лежу на чём-то шуршащем – ага, сено, ещё прошлогоднее. Откуда-то из щелей пробиваются солнечные лучи, в которых густой струёй закручиваются пылинки. Похоже на сеновал. Только чей?
Повернул голову. На соседнем ворохе сена тоже кто-то лежит. Привстал, глянул, но тут же рухнул обратно, чувствуя, как лицо обдало жаром.
Рядом лежали полураздетый Урус в обнимку с Лийсой, той самой рыжей лисой – оборотницей, которую хаяла наша бабка Мьяра.
Смотрел какую-то секунду, а в памяти моментально запечатлелось – сливочная кожа Лийсы, нереально белая и нежная на фоне загорелого Уруса, и яркая медно-рыжая грива густых длинных волос лисицы. Урус, без рубахи, но в штанах, лежит на животе, уткнувшись в женское плечо, одна нога закинута на Лийскины ноги, выше колен обнажённые из-под задранной юбки, а рука по-хозяйски расположилась на девичьей груди, едва прикрытой расстёгнутой рубахой.
От интимности подсмотренной картины перехватило дыхание, сердце часто-часто забилось, и даже головная боль куда-то на время отступила.
Пацаны, бывало, трепали языками про девок. Да только, кажется, разговорами всё и ограничивалось.
Частенько мы с дружками девчонок задирали - "зубы мыли" по бабкиному выражению. На грани приличия, когда от сказанного уши да щёки полыхают у всех, глаза блестят, но дальше ни-ни...
Ну, разве что, за купанием девчонок на речке подглядим. Как они барахтаются в полотняных рубахах в тёплой воде. Мокрые рубахи облепляют тело и сразу видно, у которой девчонки грудь начинает расти, а у которой фигура уже не на стиральную доску, а на кувшин становится похожа. Девчонки в свою очередь за нами подглядывают, только и слыхать хиханьки из ближайших кустов. Штаны нам поперепутают, пояса поперевяжут.
А потом после купания всей гурьбой идём в деревню, до которой рукой подать - всей ходьбы пять минуток неспешным шагом. Только у всей компании будто отшибает память - все направляются к домам самой дальней дорогой вкруг деревни...
Повторно приподнялся. Стараясь не смотреть на брата с лисой, огляделся. Ага, выход с сеновала с моей стороны.
На четвереньках, стараясь не шуршать сеном, прокрался к лестнице. А сеновал-то наш! Это что ж вчера было-то? Как я в такой компании на сеновале оказался? Вообще-то, раньше мы с братом частенько тут ночевали, пока он не начал бегать на игры в Лийскин двор - и чего бабка её невзлюбила?
Ох, а голову-то как разламывает! Помню перекид... олень... ОЛЕНЬ!... Дикие... застолье. Брат, весело балагуря, разливает брагу по кружкам, откуда-то из-за пазухи украдкой достаёт флягу, оглядываясь на старших, понемногу добавляет в каждую, потом делает знак нам, молодым оборотням, чтобы разбирали кружки.