Страница 129 из 131
Последние слова изменённая произнесла уже в коридоре. Бойцы, вышедшие за ней, с удивлением рассматривали изломанные тела «чумовых», одетых в американскую форму. Рядом с убитыми лежали автоматы, которыми тут же завладели стрелки отряда, попутно быстро обшарив подсумки необычных бестий и разжившись боезапасом. Монашки при виде мёртвых мутантов перекрестились, и одна из них чуть слышно прошептала о грехах, взятых на душу. Затем сестра Анна прошла несколько комнат и открыла тяжёлую створку в четвёртой по счёту. По сути, единственную целую с этой стороны коридора.
– Здесь ваше оружие. То, которое было на вас, скорее всего, поскольку его тут немного. Что-то вы могли уронить, когда вас схватили.
Пока радостные бойцы вооружались, Север, в числе первых ухвативший свою секиру, подошёл к сестре Анне, просовывая длинную рукоять за пояс.
– А как вы узнали, что наш отряд угодил в ловушку?
– Про это мы не знали. Но наши послушницы часто ходят к железной дороге в поисках чего-нибудь полезного в вагонах стоящих там поездов. Утром и вечером. И они стали свидетельницами, как несколько десятков этих несчастных полуразумных существ в форме, нескольких из которых мы были вынуждены лишить жизни, тащили людей в доспехах. Мать-настоятельница сразу поняла, что это вы, и отправила нас следом. Вернее… – Монахиня отвела взгляд в сторону, – по вашим следам. Распознавание даже самых слабых запахов было даровано нам за наши тяготы…. Ваши люди снарядились, уходим быстрее.
Уже на бегу, выведя всех через неприметную дверь в дальнем конце крыла больничного корпуса, сестра Анна продолжила:
– Здесь нам пришлось убивать, и сердца наши обливаются кровью, но эти грехи нам будут отмаливать все сёстры. Иного пути не было, поскольку просто не получилось бы дойти до вас. Мы переоделись в эту мирскую одежду, снятую с охранниц, из ближнего круга тех, кто продал свою душу Дьяволу, выпустив в мир скверну. Эти трое именуют себя Триумвиратом. К счастью, они, сами став внешне, как их создания, не различают тех, кто был подвергнут изменениям. И потому нам удалось узнать, где вас держат, и похитить ключ. Дальше вы знаете. Узнали мы ещё кое-что интересное, но об этом потом, поспешим, солнце уже почти зашло.
Когда отряд, ведомый монахинями по дебрям разросшегося больничного парка, добрался до обветшавшего здания приёмного покоя, под кронами деревьев уже царил сумрак. Широкие двери оказались завалены обрушившимся козырьком навеса, и только узкая створка служебного входа была открыта. Когда первый боец шагнул в темноту неширокого коридорчика, вдалеке раздались знакомые вопли вышедших на охоту бестий. Вильям поторопил отряд, тревожно вглядываясь в густые заросли. Монахини беспомощно оглянулись, после чего одна из них обняла подруг и толкнула к двери, в которую забегали латники, а сама поцеловала крестик, перекрестилась и встала на невысоком крылечке, закрыв собой проход. «Идите», – глухо бросила она кузнецу и командору, возле которых задержался Шерзод. Старик задумался на мгновенье, и тоже подтолкнул к дверям своих товарищей, а сам, проверив, как ходит сабля в ножнах, встал рядом с монахиней.
– Вы чего? – Вильям повернулся к изменённой, имени которой так никто из них и не узнал, и Шерзоду. – У нас ведь есть оружие, сейчас забаррикадируемся в коридоре, и они тут лягут все.
– Их тут несколько сотен. – Монахиня размяла когтистые руки. – Окружат, а потом подойдут тысячи. Поэтому я задержу их, сколько смогу, а вы бегите со всех ног. Даст Бог, спасётесь. У вас будет минут пять.
– Вот что, сынки. – Старик ловко сдёрнул с плеча Вильяма автомат, и выдернул из подсумка несколько рожков. – Я уже пожил своё. Жену схоронил, сына вырастил, он поймёт. Ты, Север, рассказал нам тогда про старого пса. Так и надо уходить. Я ведь такой же старый пёс, а вы мои щенки. Годы мои не те, чтобы бегать, так что вы уж сами поспешите. Даст бог, будет у вас минут пятнадцать.
Когда кузнец бежал по коридору, позади него зазвучали, наливаясь силой : «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена…» И в унисон: «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Хвала Аллаху Господу миров, Милостивому, Милосердному царю в день суда!». Старик молился на русском из уважения к монахине. И снова в горле Севера застыл тугой комок. Сколько же ещё он должен терять тех, кто стал близок. Хотелось самому встать тут на пути тварей, но ответственность за Алёну, которую надо вернуть в убежище, а также за молодых бойцов, вела его прочь. Старик дарил им последние минуты своей жизни, и не стоило отвергать его бесценный подарок.
Сначала изменённые женщины повели их налево, под мост, потом заставили вскарабкаться по склону наверх, на проходящую через пролёты Малую Кольцевую. Дальше все сосредоточились на беге, на сохранении дыхания, насколько возможно. А сзади раздавались отрывистые очереди, вой и визги беснующихся тварей. Там дорого продавали свои жизни старый воин и изменённая мутациями монахиня, сжигая все свои силы без остатка в пылу боя. Отряд мчался в сторону моста на Ферганскую улицу, причём две проводницы специально вели их через заросли высокой жёсткой травы, с которой взлетали облака мошки, чтобы не оставить запахи преследователям. Упругие стебли не сминались под ногами, а лишь раздвигались и снова смыкались за спиной. Только очень опытный следопыт теперь смог бы узнать, что здесь пробежали полтора десятка человек.