Тотемы

Алиса медленно повернула голову в ожидании, когда откроется дверь. Сегодня обещали снять чудовищную металлическую конструкцию с правой ноги, но предстоящий период реабилитации и костыли в углу палаты не добавляли оптимизма. Откинув одеяло, она сцепив зубы смотрела на покрытую выпуклыми шрамами ногу, которую все еще опоясывали металлические кольца. В многострадальную плоть хищно впивались шипы аппарата Волкова-Оганесяна, – это название за шесть месяцев мучений въелось в подкорку. О коротких юбках и тонких колготках можно было забыть навсегда. Разве что решиться на татуировку, но это крайняя мера – Алисе больше не хотелось чувствовать боль, хотя она стала привычной спутницей каждого движения.

В коридоре послышались шаги, но дверь не открылась. Алиса на слух определила, что пришли двое, а потом раздались голоса родителей.

– Иван, я еще раз повторяю, что не дам согласия на переезд Алисы. Если хочешь, езжай в свою тьмутаракань сам. Что там за работа? Егерь? Сколько платят егерям? Копейки! До города много километров на машине, а на электричке вообще… Учиться там тоже негде. Если бы хоть в саму Пермь, так нет же – в глушь! Там же лес кругом, нет нормальной больницы, а здесь я могу обеспечить уход…

– Все это бы не понадобилось, если бы ты не…

– Вот только не начинай опять, – раздраженно перебила его Лора, и Алиса вновь различила капризно-истерические нотки. Раньше ей нравился голос мамы, своеобразные обертона казались музыкальными, а теперь, когда обстоятельства резко поменялись, он стал отвратительным и лживым. За полгода лежания в больнице Алиса столько раз беседовала с психологом, перечитала столько рекомендованных ею книг, что без труда могла наложить эмоциональную составляющую конфликта на давно устоявшееся представление о матери. Лишь теперь многое стало очевидным, и Алиса, уже спокойно анализируя события, с горечью осознавала, как по-разному воспринимаются поступки и особенности характера любимых людей и тех, кто эту любовь утратил.

– Просто помни, что это ты своими руками сломала дочери жизнь. – Голос отца был надтреснутым и усталым. – Уход можешь обеспечить не ты, а Антон, который, в отличие от тебя, пашет на своей фирме как папа Карло, а не сидит целыми днями в спа-салонах. И не думаю, что он такой большой альтруист, чтобы взваливать на себя чужие обязательства. Если честно, я совсем ему не завидую, потому что ты любишь не его, а деньги. Я, конечно, не дарил тебе золотые ошейники и все эти бирюльки в таком количестве, а вкладывал средства в дом, куда ты теперь не хочешь отпускать дочь. Я ведь объяснял тебе причины, и тогда ты с ними согласилась…

Алисе казалось, что ненавидеть мать еще больше просто невозможно, но в этот момент у нее словно открылось второе дыхание.

– Папа! – закричала она. – Папа! Мне скоро восемнадцать. Я поеду с тобой! Передай этой… что я ее ненавижу и жить с ней не собираюсь.

Дверь распахнулась, и в палату вихрем влетела взъерошенная Лариса Сергеевна.

– Зачем ты говоришь такое, Алиса?! – с негодованием спросила она, усаживаясь на табуретку у кровати. Стройная, с модной короткой стрижкой и наманикюренными ногтями, Лора выглядела отлично, и непосвященные дали бы ей лет двадцать шесть вместо тридцати девяти.

– А как мне относиться к женщине, которая врала, притворяясь женой и матерью, создавала видимость идеальных семейных отношений? Интересно, этот твой Антон знает, какая ты… на самом деле? – Алиса не стала произносить вслух ругательства.

– Алиса… – вмешался отец. – Я услышал тебя. Закроем тему. Не потому что нечего обсуждать, а потому что тебе нельзя волноваться.

Алиса боролась с подступающими слезами, то и дело сглатывая.

– Да, детка, не надо нервничать.

Лариса Сергеевна пересела с табурета на кровать и протянула руку. Алиса не знала, зачем мать это сделала – погладить хотела или еще что-то, но ярость захлестнула с головой, и девушка, не контролируя себя, дернулась навстречу. Растопыренная ладонь легко прошла сквозь ткань укороченного пиджачка матери, сквозь свитер, чашку лифа, ребра – и сомкнулась вокруг сердца. Пальцы покалывало, и Алиса ощущала в руке лихорадочно пульсирующий ком. Мать дернулась и стала хватать воздух, она попыталась отпихнуть Алису, но руки прошли сквозь нее, словно напротив сидел эфемерный фантом, а не человек из плоти и крови.

– Алиса, нет! – вскрикнул отец. – Нет! – Его кисть сложилась в фигуру, словно, как в детстве, он собирался дать Алисе щелбана за проигрыш в карты. Вокруг ладони расползлись тонкие голубые нити, собираясь в замысловатую геометрическую фигуру похожую на мандалу. Иван Данилович легонько стукнул дочь по лбу, другой рукой чуть касаясь мерцающего контура Алисы в районе затылка. В палате неожиданно звонко прозвучал щелчок, девушка безвольно откинулась на подушки, а Лариса Сергеевна, прижимая обе ладони к сердцу, с ужасом смотрела то на дочь, то на мужа.

– Она могла убить меня! Она опасна. Ты знал? – хрипло затараторила Лора.

– Вот и не лезь к ней, – огрызнулся мужчина. – Я не знал. И ты не смей никому говорить! Ты потеряла право вмешиваться в жизнь дочери, когда предала и ее, и меня. И ты ведь знала, кто я, Лора, знала, что скоро начнется то, о чем я давно предупреждал…