Страница 2 из 114
Вместо удара я почувствовала, как свистит ветер. Огненно-алое снова отразилось справа – в лобовом стекле джипа, и стальная махина поглотила меня, вобрала мое тонкое тело, словно я превратилась в струйку табачного дыма. Зрение зафиксировало остекленевшие от страха глаза блондинки на пассажирском сидении джипа. Я видела блестящие стразы на бретельках ее топика, обивку салона, аптечку, даже пузырьки в бутылке минералки, тут же укатившейся под задний диван. Все вокруг быстро двигалось справа налево, было поразительно четким, ярким и… ароматным. От блондинки резко пахло спиртовым раствором – духи? – а вокруг нее дрожала светло-оранжевая дымка со смесью запаха апельсина и шоколада. Водитель благоухал потом и сигаретами. Мне захотелось наморщить нос и… тявкнуть, но тут прямо перед моим лицом чихнула выхлопная труба и появились цифры в узком длинном прямоугольнике. Только я успела выпрямиться и понять, что джип проехал сквозь меня, а цифры – это номер на его заднем бампере, как раздался визг тормозов. Удар подбросил меня над капотом серебристой тойоты. Лобовое стекло, промятое моим плечом, покрылось блестящей паутиной трещин, а потом я кувыркнулась и с треском грохнулась на крышу, корчась от невыносимой боли.
К бордюру как раз подбегала моя мать с перекошенным от ужаса лицом, но я, уже теряя сознание, смотрела мимо нее – на темно-красную облезлую лисицу, сидящую у самой дороги.
Тогда я думала, что все кончено, но это было лишь началом…»
Часть 1
Глава 1
Тайное становится явным
Больничные запахи, даже в палате люкс, где каждый час срабатывал автоматический освежитель воздуха, были непобедимы. Боль, как партизан со стажем, возвращалась в аккурат через час и двадцать минут – именно на столько хватало действия обезболивающих, а постоянный зуд под кожей просто сводил с ума.
Неделя в коме и еще несколько месяцев постельного режима наглядно показали, как Алиса плохо разбиралась в людях. Пока она была здорова и весела, количество друзей исчислялось десятками, теперь же вокруг образовался вакуум, который нарушали только папа и мать, бабушка Тамара по маминой линии да изредка кто-то из бывших одноклассниц, количество визитов которых к концу полугодового пребывания в больнице тоже свелось к нулю. Родители отца – дед Данила и бабушка Нина – жили в Пермском крае, но, как ни странно, бывали у Алисы каждую неделю, и она понятия не имела, как им удается так часто мотаться в Сочи. Алиса даже подшучивала над отцом, что родители у него миллионеры под прикрытием и летают на личном самолете.
Клубно-дискотечных ухажеров, что навязчиво намекали на близкие отношения, Алиса всерьез не воспринимала – вряд ли эти мальчики-зайчики правильно понимали слово «близость», поэтому парни у Алисы не задерживались. Из всех страстных мачо в модных драных джинсах и рубашках навыпуск Алису не навестил никто – вот и проверила кто чего стоит. Учебу в ВУЗе тоже пришлось отложить на неопределенный срок, и вынужденное безделье принесло апатию, нервное перенапряжение и кошмары.
В этих изматывающих снах Алисе часто снился бегущий по лесу папа и, то настигая, то отставая, гонящийся за ним черный вихрь с множеством зубастых пастей. А потом вихрь его догонял, и Алиса с криком просыпалась. В палате тут же появлялась медсестра, на вопросы которой Алиса стабильно отвечала, что болит нога.
Алиса четко помнила все, что с ней произошло, каждую секунду, предварявшую столкновение. Странное состояние прозрачности, когда джип проехал сквозь нее, больше не повторялось и в конце концов стало казаться сном, а вот злая морда облезлой лисицы мерещилась ей постоянно. Она выглядывала из-за двери, когда медсестра приходила ставить уколы; незамеченная путалась под ногами, скаля острые зубы и прижимая уши к голове. Медсестра же потом жаловалась на усталость. Врач, Альберт Моисеевич, тоже удостоился внимания зверя: когда тот подкручивал железки на ноге Алисы, лис шипел, атаковал его, проваливаясь сквозь предметы, да и на саму Алису посматривал недобро.
Об этой особенности восприятия мира Алиса умолчала – не хотелось, чтобы к физическому увечью добавили еще и ярлык сумасшедшей. Лишь на страницах дневника, который вела по старинке – на бумаге, она позволяла себе выговориться, освободить голову от навязчивых мыслей о разваливающейся семье, о предстоящем отъезде папы, о собственной беспомощности и возможной пожизненной хромоте. Это помогало Алисе переосмыслить произошедшее, проанализировать фантастические события и убедить себя, что она все еще в своем уме. Почти получалось. А потом снова появлялся лис.
С матерью Алиса не разговаривала. Когда родители приходили вдвоем, она еще могла односложно ответить на ее обращения, но делала это так неохотно, что мать все понимала. Лариса Исаева больше не была примером для подражания, и даже в мыслях Алиса перестала называть женщину мамой.
Сначала Алиса думала, что после несчастного случая мать расстанется с дарителем побрякушек, но Лариса Сергеевна, предпочитавшая, чтобы дочь и муж называли ее на американский лад – Лорой, словно это могло продлить молодость, и не думала молчать об измене. Буквально через неделю она уже переехала к своему крутому бизнесмену Антону, владевшему несколькими отелями в олимпийской деревне, а отец остался один в трехкомнатной квартире.