Это игра

Ни рыба, ни мясо. Ни кафтан, ни ряса. Ни к этим, ни к тем. Ни в уроды, ни в красавцы.

Горбоват. И не по своей воле. Пару раз мамаши из Старой Башни, куда Олег иногда заглядывал, пугали детей Корешковым. «Будешь сутулиться за партой – будет таким же!!!»

Если какой-то писатель вдруг возьмется рассказывать о смотрителе маяка, то самая главная проблема будет в том, с какого из его скелетов в шкафу начать. Какой же смотритель без подводных камней в биографии. Особые люди идут в эту профессию, точнее, это она зовет их, как корабли на свет.

Если у вас накопилось слишком много личных тайн – идите зажигать маяки. Особенно, если вам эти тайны нужно скрыть. Вы окажитесь в каменных этажах пространства, которое еще не море, но уже и не суша – слишком сильно его пронзительное естество обращено в морскую гладь. Маяк это не небо, но и не земля – слишком ярко для всего земного горит звезда на вершине башни, как будто бы спустившаяся с ночного небосклона для омовения пылающих лучей. Никто из смертных не додумается искать в маяке вопросы на ваши ответы. А ответы без вопроса как бы и не существуют, и превращаются вместо того, что бы стать словами – в звенящую, но спокойную тишину. Здесь от вас отстанут.

Тут – перекрестье четырех стихий. И каждый смотритель это понимает. Наш Олег не исключение, посему не стоит обвинять его в высокомерии – чего бы и не задрать нос оттого, что зажигаешь звезду? Пусть себе работают на фермах, косят траву, делают из неё лекарственные порошки, шьют тряпки и добывают камень – звезды-то им не зажечь. Да, маяк был всего лишь намеком на небесное светило, но играл такую же роль, как и они. Отчего бы и не задрать нос?

Олег не очень любил людей. Никто не знает, почему. Может, из-за тех самых скелетов в шкафу, может, из-за нежелания о них рассказывать. Другие тела к телу Олега не шли, потому что у Олега было в теле немного другое положение… вещей. И если миллионы людей на планете страдают от одиночества, то Олег Корешков когда-то настрадался от обратного. Он из-за этого не страдал бы, если бы не тот проклятый голубь, что принес тогда ему то проклятое письмо!!!

Зато Олег любил животных (кроме голубей), а они, звери и растения даже – отвечали взаимностью. Когда-то в трактире один врач (оба были уже в доску пьяны) сказал Корешкову, что люди, предпочитающие людям животных – слабаки. Животное ведь что – покормил – и все. А с людьми договариваться надо. Олег набил врачу морду и его, Корешкова, как всегда выгнали из того паба навсегда. Как и из всех остальных пабов в городе. Благо, был один, куда Олега всегда пускали…

А ходил он в пабы для того, что бы иногда пообщаться с людьми. Просто находить с ними язык смотрителю маяка было легче только под градусом. Но трагедия в том, что выпивший Олег хоть и понимал собеседника, а вот его – не понимали. И приходилось обычно бить морду. Или он, или ему. Ну, сейчас уже в трактиры Старой Башни его не пустят, только в один...

А вот животные – нет, хорошо все с ними. И Матильда, и кошка Джульетта – прекрасно понимали Корешкова. Иногда даже лучше, чем он сам. Для этого и стоит держать собаку или кошку – в их глазах отражаешься всегда ты-настоящий, потому, что нет на уме животных тех человеческих масок, что держат в оцепенении кожу наших лиц.

Корешков говорил со зверьем. А еще – с воронами, чайками, снегирями и воробьями, садившимися на окна или на перила верхнего яруса маяка, где и было его светящееся солнце. Еще в собеседниках Корешкова были разные растения в горшках по всему маяку, и даже мыши.

С ними – отдельная история. С одной стороны, эти мелкие вечно голодные твари умиляли Корешкова. Но это совсем не мешало ему приходить в бешенство, когда те жрали его запасы. Олег сам любил поесть. А посему проделки милых мышат совсем не радовали его!

Олег сначала пробовал договориться. Он вытаскивал из амбара мелкие порции зерна и прочей снеди. «Дань» мышам, как говорил Корешков. Но серое племя все равно предпочитало кормиться из амбара. Или меню было лучше, или так им было спокойнее... Олег же выходил из себя.

В конце концов, его добрейшая душа опустилась до грехопадения – поставил мышеловки. Они делали свою работу, пополняя рацион Матильды и Джульетты. Один раз Олег, вернувшись пьяным, обнаружил, что Матильда, обожавшая, когда хозяин был выпивший, несет ему мышку. Олег как всегда облобызал Матильду, приятно повизгивающую, и спросил:

– Это мне?

Мотя что-то ответила, Олег не понял, но уж точно не "нет".

– Хм, а не съесть ли мне эту мышь? – Корешков почесал репу и, держа мышь за хвост, пошел на свой хозяйственный этаж, который был и кухней, и санузлом, и еще немного складом. Склад там был не запланирован, но там вечно что-то валялось.

Да, Олег достал кастрюлю.

Да, он сделал это – он налил туда воду.

И, о да – он поставил кастрюлю на огонь.

После этого Корешков взял бутыль портвейна и высушил примерно треть бутылки, отчего его, как следует, ударило по мозгам еще сильнее. Когда шкура мышки летела в мусорное вонючее ведро, Олег уже все делал на автомате. Вроде бы это был и не Олег вовсе, а что-то непонятное, пусть и имеющее его формы.

Не-Корешков разделал мышь, Не-Корешков кинул все это в кипяток и стал нарезать овощи. Морковь, капуста и картошка тоже вскоре варились в казане. Зачем-то Олег поднимал руки вверх и истерично смеялся. Точнее, это так ему казалось. На самом деле он просто сидел рядом с конфоркой, на которой варилась его пища, и сам варился в алкогольном угаре.