Страница 63 из 174
Спор был о невозможности эпидемии безумия.
Абонент-оппонент до ужаса этого боялся. Разумеется, любому из нас, а абонент был в первую очередь нашим соплеменником, человеком – хочется верить в лучшее. Посему страх это то, что мы отрицаем. Этого нет. Стало быть, этого не нужно бояться. Опасная ловушка.
Абонент приводил доводы. Он был неплохо накачан в психиатрии, кем бы ни был по специальности, но Палец, разумеется, в разговоре выявил нотки профессионализма, по которым вычислял коллег.
Палец намекал абоненту, что безумие, как инфекция, все же может передаваться. На другом конце провода взрывались хохотом прокуренные легкие.
Ну не может такого быть!! Не может!!
И абонент звонил еще и еще.
А Виктор снова и снова продолжал намеки.
Все дело в том, что именно этим Виктор и занимался. Судите сами – душа, которую видят многие. Группы людей, в чьих жилах одна и та же капля, с одной и той же информацией. Но, на все души тел не сошьешь. Не наберешься на все души тел. Так и с идеями, большинству из которых не суждено родиться. Так и с идеологиями, большинство из которых – лишь эпидемии безумия.
Вот и сейчас начался спор.
Палец сидел на своем кресле, держал у уха телефон, абонент что-то тоже делал и где-то сидел (вряд ли стоял, ибо долго беседовали обычно), а Токарский сидел на лавочке из старых поддонов для погрузки овощей и фруктов.
.
.
.
Первая минута разговора.
Вторая минута разговора.
Третья.
Четвертая.
.
.
.
Пятьдесят девятая.
Час.
.
.
.
Любой другой взорвался бы, начал требовать права гостеприимства и т. д.
Но не Токарский.
Посему и искал этот сдержанный, даже очень сдержанный, очень, очень, очень, очень, очень, очень… … … представьте себе три страницы с единственным словом «очень»… очень сдержанный человек раскрепощения. Именно оно было записано на специальных каплях для Токарского. По правде говоря, раскрепощения требовали многие. Но у Токарского оно выливалось в агрессию. Надо сказать: ни грамма агрессии сама структура Капли не содержала.
Когда Виктор наконец-то положил трубку, Токарский встал и прошелся в направлении процедурной. О том, что за ширмами были ГМГ, аптекарь не знал.
Далее, молча. Привычно аптекарь разделся, привычно дал себя приковать, уже не чувствую ни грамма отвращения к Виктору, который вот уже 1476 раз капал Токарскому его Каплю.
Вот и сейчас, простое действо:
Рука Палеца, зажимающая пипетку.
Рука Токарского, сжатая ремнем.
Глаз Палеца, уставленный на нежный участок запястья Токарского, где на мертвецки бледной коже синели вены.
Глаза Токарского, закатившиеся в предвкушении.
Пальцы Палеца, давящие на пипетку.
Пальцы Токарского, сжавшиеся в кулак в судороге восторга.
.
.
.
И капля.
Капля!
Ничтожный грамм жидкого вещества, неприметный, бесформенный комок, ничем не отличимый от влажного конденсата на здешних стенах – капля знала свое место и свою ценность, причем, ничуть не набивая её и не требуя от своих Хозяев привилегий. Она сама по себе являлась сокровищем больше золота и ткани, слоновой кости и красного дерева. Зачем стараться, тратить энергию для достижения удовольствия, если можно получить удовольствие напрямую, сразу в кровь!? Стать самим удовольствием, излучать его, излучать радость! Быть самодостаточным! Не прибегая к другим предметам, другим звукам, зрелищам, личностям, телам?!
Капля вонзилась в кожу Токарского, прошла сквозь неё, с сильнейшим стремлением раздробить кость и пройти насквозь, но нет – тело Токарского жадно разбило Каплю на маленькие капельки, затем – на еще меньшие, затем – еще. И она, лишенная возможности идти вглубь, стала идти вширь – по капиллярам, по жилкам пробираясь к зрачкам Токарского.
Зрачки, казалось, захватили все пространство глаза на секунду, затем вернулись в исходное положение.
Токарский взорвался.
Чернота зрачка прибивала голубую кайму роговицы к белку, покрытому густой красной сеткой. Токарский закричал, затем перешел на рычание, стал слать проклятья.
Он рвал всех. Всех, кого встречал на своем воображаемом пути. И пусть в реальности он был прикован ремнями, не позволявшими двинуться, то там, по ту сторону взбешенного зрачка, все было иначе.
Другое тело было дано Токарскому, а стало быть – другой инструмент управления реальностью.