Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 175

— Хм… — Авестьянов покачал головой. — Право, Сергей Степаныч, нельзя же всех в одно стойло ставить. Есть у них, доложу я вам, неплохие кинишки.

— Есть… — Тынчеров пожал плечами. — Как не быть? Но всё одно… Не то оно.

— Правильно! — сказал Денисов. — Смотреть надо наше. Впрочем, поделюсь с вами, друзья, новостью мира синематографа. В североамериканских штатах начали снимать экранизацию «Унесённых ветром».

— Эка невидаль, — скривился Тынчеров. — Своё пусть и снимают. Лишь бы наше не трогали. А то чего доброго за «Войну и мир» примутся.

— Ну тут уж будьте спокойны, — развеселился Авестьянов, — до нашей литературы у них кишка тонка. Наше только нашим и снимать… А вот «Унесённых», когда картина выйдет, посмотрите обязательно, — тоном наставления добавил генерал. — Не побрезгуйте.

— А как вам роман? — спросил Денисов, глядя на генерала. — Читали?

— Приходилось.

— Есть отличия с кино, — заметил Денисов. — Ленту снимают под цензурой, все негры-разбойники убраны, Ку-клукс-клана нет совершенно.

— Так у них же янки верх одержали, — улыбнулся Авестьянов, — Наш государь напрасно к этому руку приложил. Желание насолить Британии весьма понятно, но… чем оно всё обернулось? Англия-то нам всегдашний враг, но в североамериканскую Гражданскую Александру не следовало бы лезть.

— Что ему североамериканцы? — сказал Денисов. — Задворки мира. Не знал внутренней кухни. Однако эвон как Большая Игра сегодня оборачивается.

Авестьянов кивнул, а Тынчеров, не разбираясь в вопросе, откровенно заскучал. И спросил, желая сменить русло обсуждения синематографа:

— Господа, а как вам новая лента Эйзенштейна «Гибель свободы»?

— Да как… — фыркнул Денисов.

— Эйзенштейн, говорите… — не удержался от реплики Твердов. — Талант. Но враг.

— Картина не дурна как художественная, — дал оценку Авестьянов. — Да, мистер Эйзенштейн несомненно хороший ремесленник. Но талант?

— Средненько, — заявил Денисов. — А местами и серенько.

— Нет, господа, — спохватился Тынчеров, — я же не хвалю антирусскую линию в ленте и не оправдываю… С «пьяной офицернёй» бриты явно палку перегнули.





— Полно-те, голубчик, — с улыбкой махнул рукой Авестьянов. — Мы вас не рядим в агитаторы.

— Я всего лишь хотел спросить вашего мнения о батальных сценах.

— Оне не дурно поставлены, — ответил генерал.

— В целом – да, — согласился Денисов.

— А как вам в конце, где Туркул ведёт дроздовцев в психическую атаку?

— А вот это совершеннейшая чушь! — заявил Авестьянов.

— Парад идиотов, — усмехнулся Денисов. — Они бы ещё дроздовцам барабаны выдали. И начдив впереди цепей… это даже… я прям не знаю.

— Но как же… — открыл рот Тынчеров. — А что… Не понимаю, господа.

— Что тут не понять? — рот Авестьянова скривился в злой усмешке. — Во-первых, дроздовцы шли парадными шпалерами, при этом все офицеры. Во-вторых, чтоб так по глупому гибнуть, надо быть чертовски пьяным или кокаину понюхать… Как балтийские матросики бывало… В-третьих… В-третьих, я сам бывало в психических атаках участвовал. Последний раз в двадцатом дело было, во время второго наступления на Курск. В батальоне нас в строю чуть более семидесяти осталось. Красные нас тогда огнём прижали. Под Лебедином дело было. Неделю провели в боях без продыху. Патронов по одному-два на брата, у кого их и нет вовсе. По Тростянецкому шляху нам во фланг латышский полк выдвинулся, а перед нами третий еврейский советский полк окопался. Это хорошо, что пулемёты у них наша полковая батарея накрыла, но у батарейцев патроны кончились. Капитан Троценко нас в две цепи поднял… а сам пулю в лицо поймал. Мы и пошли. Патроны добывать. Половина хлопцев в поле осталась. Потом рванули вперёд, ударили в штыки, окопы захватили, до половины батальона красных повыбили. Кто ушёл, тот ушёл. Потом… Потом два часа беспрерывные атаки отбивали, с патронами уже… Когда латыши подошли, их наши же подошедшие батальоны метким огнём встретили. В окопах огнеприпасов было навалом… На весь наш полк хватило. Собственно, вот вам и весь смысл психической атаки.

Авестьянов помолчал, уставившись на пустую рюмку, и продолжил:

— Кино кином, но гвардия не из одних офицеров состояла. Вот взять наш полк – второй Ударный Корниловский… У нас в конце девятнадцатого девять из десяти – то бывшие красноармейцы… то бывшие махновцы были. Чёрную форму только заслуженные офицеры и солдаты носили. Под заслуженностью, я имею в виду срок пребывания в Белой Армии. Не было формы на всех. В основном простая защитная, чаще с убитых снятая. Я вот свои корниловские погоны только в ноябре девятнадцатого получил, когда конники Шкуро ЧОНовцев в одном селе под Богодуховым порубили. У убитых в карманах кокарды и погоны ударников были… со звёздочками! Не то что у нас химкарандашом.

— Это подло, — тихо прошептал Тынчеров.

— А вы, Сергей Степаныч, романтическая натура оказывается, — улыбнулся Денисов. — Наверное, романами сэра Вальтера Скотта увлекаетесь?

— Точно так… Но господа! Как же тогда такую синему публике смотреть дозволяют?

— А вы, друг мой, — Денисов подкурил новую папиросу и не спеша выпустил дым, — хронику после кина смотрели?