Страница 43 из 59
***
Антон
Несколько дней назад они тоже встречались в кафе. Он помнил забранные в узел волосы, элегантно-романтичную блузку, горящие решимостью карие глаза на нежном лице.
Сегодня это была та же милая молодая женщина и в то же время - незнакомый, бледный, настороженный ребенок. Волосы распущены, и пока шла, то и дело их поправляла, перекидывая пряди вперед и приглаживая рукой. Кутается в длинный кардиган, словно ее знобит. И осторожная улыбка на подкрашенных розовым блеском губах, как приклеенная. А вот взгляд все тот же, как у матадора, выходящего на арену. В глазах нет того, что Антон так боялся обнаружить в них - растерянной бабьей тоски, которую можно не только увидеть, но и услышать, как тягучий, визгливый, жалобный скулеж.
В небольшой не сетевой кофейне, расположенной на тихой улочке в центре Москвы, столики были похожи на шоколадные медальки - маленькие, круглые и глянцево-коричневые.
Антон усадил Веру, галантно отодвинув для нее стул, сел сам, открыл меню и развернул его к девушке.
- Можете спорить, но вот это я сейчас вам сразу же и закажу, - длинный палец с аккуратно подстриженным ногтем указывала на пункт, где значилось: "Бразильский шоколад - горячий шоколад, кофе, корица". - Огромную кружку. Возражения?
- Никаких, - ответила Вера, улыбнулась и поправила волосы.
Когда повернулась, чтобы повесить сумку на спинку стула, поморщилась, словно испытав какой-то дискомфорт. Поспешно приложила ладошку к солнечному сплетению, вроде как проверяя, застегнут ли кардиган.
- Я бы и перекусила что-нибудь, - сказала девушка.
Антон передал ей меню.
- Не завтракали еще? Тогда рекомендую блинчики. Здесь они называются блинчиками, но это самые настоящие оладьи. Пышные такие, - сказал он.
Пока Вера просматривает меню, он украдкой изучал ее. Ему не показалось; девушке, и, правда, не по себе. Хмурится, поводит плечами, словно что-то мешает, без конца поправляет рукава и волосы. А сидит уж очень прямо, как отличница за партой.
С каким неподдельным наслаждением она пила горячий шоколад, - облизывала губы, прикрывала глаза. Напиток был не очень густой, ароматный. Антон разделил восторг девушки, мимоходом рассказав, что с детства очень любит какао. А сейчас переключился в основном на зеленый чай. Возраст, давление.
Вера чуть расслабилась, из глаз ушла напряженность. Она почти не говорила, зато внимательно слушала Антона. А он неторопливо вещал обо всем на свете, пытаясь отвлечь ее от мрачных мыслей.
Они перекусили, и настал момент, когда надо было либо прощаться и расходиться, либо куда-то поворачивать беседу, переходя на другой уровень общения.
Антон не собирался прощаться и уходить. Он желал затянуть эту девочку в свою жизнь, сделать ее неотъемлемой частью. Иметь право видеться с ней, не придумывая поводов и окончательно отбросив формальный тон.
- Вера, вы сейчас куда? - напрямую спросил он.
Судя по реакции, она не ожидала этого вопроса - откровенно смутилась, даже растерялась.
- Я... надо кое-что уладить, - проговорила она.
Антона, любившего точность, такой ответ не устроил.
- Хорошо, буду более конкретен - вы планируете возвращаться сегодня домой? Я так понял, что ночь вы провели в отеле?
- И вернусь в отель, - решительно заявила Вера. Хотя решимость её скорее походила на выбор в отсутствии выбора.
- Думаете, это лучший вариант для вас?
- Думаю, да, - она уже привычно тронула прядь волос, потянула ее вперед, укладывая так, будто прикрывала шею.
- И долго вы собираетесь пользоваться сомнительным гостеприимством отеля? - настаивал он.
Вера промолчала, неопределенно качнув головой. Антон какое-то время смотрел на нее, раздумывая. Потом подозвал официанта, попросил счет. Почти мгновенно принесли миниатюрную медную джезву, из которой торчал свернутый чек. Антон бросил на Веру строгий взгляд, когда она заглянула через столик в счет, тут же потянулась к сумке.
- Вера, не глупите. Я вполне платежеспособный дедушка и это я пригласил вас на завтрак. Да надо ли вообще это говорить! - отчеканил он, сворачивая купюры и вкладывая их внутрь джезвы.
Достал свой айфон из кармана пиджака, взглянул на экран.
- Я прошу вас меня извинить, Верочка. Я отойду в сторонку, сделаю пару срочных звонков. А вы, пожалуйста, подождите меня здесь. Может, закажете еще чашечку шоколада? Или кофе.
Вера слабо улыбнулась и отрицательно покачала головой.
Антон вышел из кафе. Он разговаривал, время от времени внимательно, даже строго поглядывая сквозь витрину на сидящую за столиком девушку.
Наблюдал, как она повернулась, сняла сумку со спинки стула, стала в ней рыться. При этом двигалась очень неловко, как-то одеревенело. Вера извлекла телефон, поднесла его к уху, и склонила голову. Её лица, скрытого за упавшими волосами, не разглядеть. Но вот она вздрогнула, резко повернулась, расширенными глазами оглядывая кафе, посмотрела за окно, на улицу, встретилась глазами с Антоном, и он успел прочитать в них и панику, и негодование, и решимость.
Вера снова отвернулась. Лихорадочно стала нажимать на кнопки телефона, потом бросила его в сумку.
Неловко, с видимым усилием поднялась со стула, при этом напряженно прижимала руку к боку.
Антон почти бегом вернулся в кафе.
***
Вера
Звук вибрирующего в сумке телефона мерзкий, как у бормашины. Каждый раз, когда жужжание раздавалось вновь, Вера вздрагивала. Надо бы снова выключить телефон, но для этого нужно пошевелиться, повернуться, снять сумку со спинки стула. А ей и просто сидеть-то больно, не то, что совершать еще какие-то телодвижения.
От сытного и вкусного завтрака разморило и дико захотелось заползти в какую-нибудь темную норку и заснуть.
Размеренный, низкий голос Прокофьева расслаблял и убаюкивал, и Вера боролась с противоречивыми желаниями распрощаться и уйти или положить голову на стол и дремать прямо здесь. И чтобы Антон Геннадьевич при этом не переставал говорить или просто оставался рядом.
Но ведь присутствие почти абсолютно чужого человека не должно действовать так гипнотически, так расслабляюще и умиротворяюще.
Потом он снова начал задавать вопросы, хоть и обещал не наседать, но, видимо, привычно вошел в роль строгого профессора-преподавателя. Но Вера вовсе не ощущала себя его студенткой. В голову неожиданно пришла мысль, что при данных обстоятельствах ей много комфортней находиться в обществе малознакомого человека (не всякого, а именно конкретного, сидящего сейчас напротив), чем бежать к своим, инстинктивно ища родительской защиты, и нарваться на невыносимое сочувствие и болезненное переживание за нее. Мама и отец примут все близко к сердцу, будут беспокоиться, а она, зная об этом, прочувствует еще и их треволнения, как свои собственные. И замкнется круг взаимных тревог.
Бразильский шоколад - услада для измотанной души и пострадавшего тела. Горячий, сладкий, ароматный, он согревал, скреплял внутренний развал и смягчал безрадостный привкус пережитого и возможного грядущего.
После новой порции прямолинейных вопросов, Антон Геннадьевич отправился на улицу звонить, а очередной сигнал Вериного телефона "уговорил" обратить на него внимание.
- Да, - голос её звучит уверенно и спокойно. И это хорошо.
- Вера! Ты вообще соображаешь, что творишь?! Я всю ночь на ушах - куда ты делась. Телефон твой отключен, ничего не узнать, - Стас налетел ураганом, забив её слух словами, голосом, интонацией, эмоциями. Праведным гневом. - В таком состоянии полезла за руль. Свихнулась окончательно? И вообще, чего ты убежала? Ну, поссорились, ну, вспылили. Теперь-то жар вышел. Может, поговорим? Обсудим, как жить дальше без приступов придури. Эй, скажи что-нибудь, не молчи! - нетепреливо прикрикнул он.
Она понимала и его состояние. И чувствовала своё. Говорить с ним не хотелось, разговорами ничего не решить.
- Не хочу говорить. Пока не хочу, - отрезала она.
- А чего хочешь? Встать в позу пострадавшей? А смысл? - Стас напирал, казалось, сейчас усилием своего стремления материализуется прямо здесь. - У меня слегка крышу снесло, да, не отрицаю. Палку я перегнул. Но ведь в твоих силах все наладить. Так было всегда, жена моя. Как ты до сих пор это еще не поняла?
"Поняла. И потому ничего не хочу"
- Ладно, - муж шумно выдохнул. - Ну, прости меня. Ты же знаешь, не было у меня цели тебя обидеть, тем более сделать больно. Я хочу поговорить. Прямо сейчас. Ты можешь пойти мне навстречу в этом? Через своё "не хочу"? Просто выслушай меня. И ответь на пару вопросов. Потом можешь снова раздумывать и пребывать в состоянии оскорбленного достоинства. Вер? Ау? Скажи что-нибудь?
- Нечего говорить, нечего отвечать. И слушать тебя и идти навстречу я сейчас не готова. И тебе не понравится то, что мне нечего тебе сказать. Вот совершенно нечего, - отозвалась она.
- Да и не говори, не отвечай. Просто выслушай, - он заговорил тише, глуше, задумчивей. - Упрямая ты баба, непросто с тобой. Но и я упрямый. И я должен тебе кое-что сказать прямо сейчас, а не ждать, пока ты дозреешь до чего-то там. Я сейчас приеду. Я знаю, где ты.
Вера вздрогнула всем телом, едва не подпрыгнув на стуле.
- Господи, Стас. Тебе делать нечего? Ты следишь, что ли за мной? - выдохнула она, судорожно озираясь по сторонам и забыв про боль в ребрах.
- Можно сказать и так, - холодно отозвался муж, не принимая отчаянного возмущения в её голосе. - Я знаю, что ты сейчас в районе... - и он назвал улицу. - Вер, я...
Она не дослушала. Прервала разговор и уставилась на телефон. В неясном порыве отковырнула у него крышку, едва не сломав ногти, вытащила аккумулятор и побросала части в сумку.
Задыхаясь от паники и пульсирующей боли, поднялась со стула и увидела, что к ней стремительно направляется Прокофьев.
Без лишних слов и вопросов, он решительно, но бережно, почти нежно подхватил девушку под локоток и повлек к выходу из кафе. Вера и не думала сопротивляться, возражать. Пришло время послушать свой полузадушенный внутренний голос. А он сейчас утверждал, что в этой житейской ситуации Антону Геннадьевичу она может довериться.