Лепестки

– Я один, – ответил он, понимая, что делает только хуже.

– Мне жаль, – сказала она торопливо, словно ей вовсе не было жаль, но показать это было бы жестоко и некрасиво. – Ты молодой мужчина, очень… симпатичный, ты обязательно найдешь…

Неловкость росла как лавина, и Саша не знал, что с этим делать.

– Здрасьте, тетя Марина! – донесся из-за изгороди детский голос. – Лиза! За тобой мама!

– Мне пора. – Марина ухватилась за этот шанс оборвать разговор, словно за соломинку. Проскользнула мимо него к воротам, заставив у Сашки внутри что-то оборваться, но потом обернулась, виновато улыбаясь: – Ты надолго?

– На пару недель.

– Может, еще увидимся.

Кто-то позвал ее из-за сиреней, и Марина исчезла за воротами, а Сашка развернулся и широким быстрым шагом пошел домой. В прихожей уже были свалены стройматериалы, и руки просто гудели и ныли от жажды полезного действия.

Он как раз закончил менять розетки, когда в дверном замке заворочался ключ.

– Ты дома? – Отец выглядел удивленным. – А я позвонил, и не слышно.

– Я автоматы отключил, розетки чинил.

– То-то я смотрю, ты впотьмах шарахаешься. Я что-то устал, Сашок. Полежу немного. А потом может в шахматишки? Как в старые-добрые?

Саша кивнул, хотел обнять отца, но тот отстранился, пожурил за телячьи нежности. И все же Саша успел почувствовать, что от папы заметно пахнет спиртом.

На кухне под грелкой стояли щи, и, поев как следует, папа передумал ложиться, повеселел. Они до сумерек просидели за шахматами, разговаривая обо всем на свете. Отец расспрашивал о кузнице, о Рите, о том, почему они разошлись. Саша – о работе, о друзьях отца, о новостях от родни. Отвечал коротко и неохотно: не любил, не хотел обманывать, много работы. Папа рассказывал байки, хохотал и, сбиваясь на воспоминания, по сути отвечал чуть больше чем ничего.

И все же в тот вечер Сашка наконец ощутил себя дома. Они сидели за столом у открытой балконной двери. Ветер шевелил занавеску. С улицы доносились голоса ребят, гоняющих в футбол, и далекие гудки машин. В полированной поверхности стола отражалась кругом лампа. Саша выигрывал, и папа не сердился. И в какой-то момент то, что Сашка держал запертым, скрытым от всех, захотелось доверить отцу.

– Я сегодня видел Марину Александровну, – сказал он, выбирая слова.

– Марину? Которую? – Отец сдался. Положил на доску короля. Подмигнул Саше.

– Помнишь, мы в походе были после десятого. Я ходил на выкуп, когда у нее была свадьба…

– А, да-да, помню, как же. Мы с Лелей всю голову тогда сломали, как с тобой быть. Ведь первая любовь, не шутка… Леля всегда знала, как тебя утешить, а я вот не педагог.

– Она совсем не изменилась, – сказал Саша тихо.

– Да, в последние дни была такая худенькая. Вот только что худоба, а так, сколько лет, а она была все такая же, как в тот день, когда я ее на заводе увидел. Давай помянем, Саш? Мне так без нее плохо.

– И мне, – сдался Сашка, решив, что выбрал не самый удачный момент.

– Я сейчас в магазин сбегаю. Тут на углу круглосуточный открыли.

Отец засуетился, сгреб в коробку шахматы. Захлопал по карманам в поисках денег.

– Давай завтра, – попросил Саша, останавливая его. – Я зайду в магазин, куплю чего-нибудь подходящего, закуски, и посидим. Чтоб не второпях. Ты знаешь, мама терпеть не могла, когда суетятся. Давай лучше еще партейку?