Лепестки

«Не судьба», – говорят те, кто привык ждать. Ждать, когда сами придут и всё дадут, когда прилетит волшебник в голубом вертолете. И кино покажет, и эскимо развернет и вложит в руку. Только кусай.

«Не прилетит», – думал Сашка, стоя у подъезда на промозглом ветру. С неба накрапывал мелкий дождик. Пасмурное небо низко нависло над крышами, давило глянцево блестящее железо скатов рыхлым животом. Сашке казалось, что внутри у него только серая мокрая вата облаков – и сердце. Сердце, которое запуталось. Его, горячее, переполненное обжигающим алым, облепили пасмурные тучи – не дают как следует толкать кровь. Поэтому у Сашки перед глазами плавают серые мухи и в горле стоит ком, который никак не дает сглотнуть.

У двери подъезда домовые старушки растянули атласные ленты, трепетали на ветру приклеенные к створке малярным скотчем лепестки с пожеланиями молодым, бились, словно крылышки неведомых райских птиц.

Только Сашке не было дороги в этот взрослый рай. Его, пятнадцатилетнего, там не ждали, не хотели, да, наверное, даже захоти, не могли бы пустить.

Один из лепестков оторвался и, мелькнув между бабками, словно прячась от натужного веселья свадебного выкупа, забился Сашке в капюшон толстовки. Он вытащил его, расправил на колене, прочитал: «Верности». Быстро, как-то стыдливо скомкал и затолкал в карман, чтоб не отняли.

Будь его воля, он оборвал бы и остальные, чтобы она поняла, что все это – и любовь, и верность, и счастье, и взаимопонимание – может быть у Марины только с ним, Сашкой. И пусть ему только пятнадцать и он знает ее всего полтора месяца, – он на сто тысяч лет вперед уверен, что сможет сделать ее счастливый. Тот, другой, пусть сам за себя говорит, но он, Сашка, спроси его сейчас кто угодно, сказал бы: «Уверен. Она будет со мной счастлива». Но никто не спрашивал.

Она мелькнула мимо и исчезла. Белое облачко. Словно дыхание на холоде. Сгустилась из призрачной дымки – и растаяла.  Скрылась в чреве черного авто, украшенного лентами.

Скользнула сияющим взглядом по соседям, собравшимся у подъезда, по Сашке… Узнала. На мгновение во взгляде мелькнула радость, ее стерла легкая тень смущения. Марина улыбнулась – ему, Сашке, он был уверен в этом, потому что от этой улыбки у него в солнечном сплетении словно взорвалась сверхновая и ноги сделались ватными, – и села в машину.

Кортеж, отчаянно сигналя, выехал на проспект.

Дождь припустил сильней. Соседи начали расходиться. Сашка стоял, вытирая ладонями щеки, по которым стекали дождевые капли, и думал о том, что никогда больше не опоздает, не станет ждать.