Страница 59 из 70
- Так что скоро вам молодых венчать, отец Влас, - протянула медово Федотья, улыбнулась, на Любашу посмотрела, будто была дочка у неё самым ценным в мире. Кому сказать, не поверят, что гнобила да поедом ела всего-то день назад.
«Ну мы это ещё посмотрим-поглядим», - подумал Влас, а сам умильно улыбнулся в усы, зубами блеснул, - «ещё может и передумает Савелий. Не станет купеческий сын, которому на дороге девки сами разве что под копыта коня не бросаются, на той жениться, что ручки запачкала».
- И то правда, радость неописуемая, счастье великое, - молвил он сахарно, - дай-ка, Любаша, благословлю я тебя на доброе дело, на сватанье. Чтоб удалось всё да сбылось, что ждётся. Чтоб были святые угодники тебе заступниками, чтоб ума послали да благочестия.
Протянул Влас к Любаше руку, а она со страху и отшатнулась, к стене спиной прижалась. Будто прочла мысли его тёмные, прочла по лицу его, что не оставит он её в покое, всю любовь Савелия к ней извести попытается.
- Ступай, ласточка, получи благословение, - заворковала Федотья, подтолкнула дочь вперёд. Вот уж как была ей мила стезя матери ласкающей да воркующей!
Перекрестил Влас девицу, а как она склонилась к руке его губами приложиться, успел шепнуть еле слышно:
- Рано радуешься.
Побледнела Любаша, да только выдержала лукавый взор, не отвела глаз. Гордо вскинула подбородок, губки алые решительно сжала. Коль думает, что есть теперь у неё, на кого опереться да положиться, так заблуждается глупая. Сбежит защитник её, отвернётся и забудет. К кому придёт девка душу скобящую исцелять, к кому за подмогой обратится? К отцу Власу, конечно, иной нет дороги.
Вышел Влас от Успенских, злой, как чёрт. Чуть курей не посшибал в ярости, как со двора вылетел. Федотья уж гляди-ка, нос задрала высоко, дело ли то: мать купеческой невесты, деревенская знать. Данила так вообще лишь головой кивнул да мимо прошёл, лицо у него каменное, отрешённое. Небось подсчитывает в уме барыши от братания с Савелием, на батюшку простого и глядеть теперь зазорно, так, пыль дорожная он. Любаша уж боле агнцем не смотрела, уж боярыней себя вообразила. Вздумала, что купеческий щенок женится на ней, стеной каменной для неё станет. А держи карман шире!
Двинулся священник в сторону купеческого дома, глядь – скачет по серой от пыли и пепла дороге Савелий. Тебя-то нам и надо!
- Здравы будьте, отец Влас.
- И тебе того же. От Успенских я иду, слыхал, подвёз ты вчера Любку их до дома. Так уж просватали тебя за спиной твоей, Федотья всем растрещала, что дочку её замуж зовёшь. Ты б ей сказал, чтоб сплетни по деревне не носила, а то коль невеста уже есть у тебя, обидится ещё.
- А чего б и не позвать, отец Влас? Пригожа, ласкова, а уж хозяюшка какая! Мать мне сказывала моя, всё хозяйство девка на себе держит, Федотья горазда лишь семечки лузгать да языком чесать. Вот такая жена, как Любаша, мне и нужна. А невесты хоть пока и нет, да скоро появится, дайте срок, - улыбнулся Савелий, небось, о Любаше подумал, оттого и озарилось его лицо.
- Не торопился бы ты, Савелий, змею в дом приведёшь, - молвил Влас, посмотрев на парня снизу вверх, погрозил перстом, - знал ли ты, что ходила Любка к ведьме? Наперсницей ей стать хотела. Колдовству Лукерья её учила, книгу ведьмовскую ей показывала. Приворожила тебя Любка, ясно то вижу. Где вчера встретил её? Не у ведьминого ли дома? Небось как увидел, так как громом тебя и прошибло.
- У ведьминого, - ответил Савелий и задумался, да только тряхнул головой, заспорил, - глупости то, неправда! Давно я уж Любашу заприметил, а она и не замечала меня, взора не подымала. Знаю я девок, бегали к ведьме по мою душу, и яблоки заговорённые приносили, и узелки колдовские через забор закидывали. Ничто не действовало, всё это бабьи выдумки. Знаю я, невинна Любаша. И пошто только чернишь девку?
- Попомни моё слово, паря, наплачешься ещё. Ведьма твоя Любаша, станет она по ночам на шабаши летать, у младенцев кровь пить. Кинешься тогда, да поздно будет. присушит тебя, силы все выпьет из жил, к гибели приведёт тебя. Пока не поздно, приглядись да одумайся, зачем жить себе с ведьмой?
Нахмурился Савелий, заволновался под ним конь, забил копытами. Натянул Савелий повод, еле коня сдержал:
- Да пусть хоть и ведьма она, - выкрикнул он в сердцах, - пусть летает, коль захочется ей. Сам на метлу посажу, буду ей травы нужные собирать да зелье варить помогу. Только бы счастлива была, только бы мне улыбалась. Коль ведьму люблю, так судьба моя такая. А ты-то откуда, отец Влас, знаешь, что ходила Любаша к ведьме? Кто тебе то сказал?
- Сам я то видел глазами своими, никто мне того не говорил. Небось пошла она к ведьме в её смертный час, чтоб книги её колдовские себе забрать, стало быть, скоро начнёт и зло творить. Вот тогда поплачешься.
Затряс Савелий головой, глядел на отца Власа, будто на змею, к которой не знаешь, с какой стороны обойти, чтоб не кинулась да не укусила. Да только змеи понятны намерения, чисты они: коль змея укусить хочет, так не скрывает того, шипит, угрожает. А что же отец Влас скрывает?
- Коль сам я того не видел, стало быть, того и не было. А оговаривать можно сколько угодно, от того человек не станет хуже. Сам я с невестой своей поговорю по душам, посмотрю, что она скажет мне.
- Ну-ну, паря, попробуй со змеёй поговорить. Да только уверен ли ты, что правду она тебе скажет? Можешь ли невесте своей доверять, коль знаешь, что лукава она, что бесовкой стала?
Кивнул молча Савелий, посмотрел на отца Власа презрительно. Взвился конь, унёс всадника вдаль по дороге. Скрежетнул поп зубами, глянул вслед недобрым взглядом. Как быть, коли Любаша из рук ускользает? Станет теперь Савельевой невестой, не подобраться к ней, теперь только в церкви увидеть можно будет, да и то мельком. Савелий-то не дурак, к такому на кривой козе не подъедешь: глядит с подозрением, презрительно, будто каждую мысль отца Власа знает. А как жить без взора Любашиного лазоревого, как очи по утру открывать зная, что не увидят они стан её стройный, косы золотые. Коль прознает что купеческий сын, так может сделать жизнь священника сущим адом: такой и в епархию отправиться может, и донести, кому надо, что не так уж и благочестив отец Влас. Те и копаться-дознаваться не станут, сошлют его куда подальше, а то и вовсе сана лишат.