Страница 70 из 70
- Мёртв ты, да? – зачем-то спросила Любаша, потекли слёзоньки в три ручья, защипало личико, а сама улыбается, сама по волосам его гладит, наглядеться не может. – Я уж и не чаяла узнать, что стало с тобой. Савелий с мужиками всю деревню исходил, по лесам блукал, а нет тебя, сгинул. Выплакала я очи, измаялась от тоски.
- Утонул я, Любаша, умер, - молвил Данила и поднял голову к луне. Светила она ярко, заливала холодным светом Данилино лицо, такое бледное, мертвенное.
- Отчего? Почему ты так? Неужто плохо тебе жилось? Оставил меня, ушёл, ни слова не сказав! Чувствовала я, знала, что навсегда уходишь!
- Меня лишь ты держала, - молвил Данила, ласково посмотрев на сестру, - а как понял, что Савелий любит тебя, защищать станет и беречь, так и понял, что уйти готов. По моей то воле было, никто не убивал меня, не принуждал. Прости, что страдала ты, что искала меня. Да коли б сказал я тебе в ту ночь, куда идти собираюсь, не пустила бы ты меня.
- В ноги бы кинулась, пиявкой бы приникла, да не пустила бы! Не отдала бы смерти тебя!
- А я сам ей себя отдал.
- Как же так… - прошептала Любаша, и сжалось её сердце от жалости к брату. – Теперь навеки ты тут? Один-одинёшенек?
- Навеки, Любаша, - ответил Данила, кивнув. Блеснули его очи, отразили лунный свет, - да не один я. Есть у меня речная жена, Дарьюшка моя.
Подошёл Данила к воде, вывел за руку девицу с распущенными власами, тонкую, как тростинка. Стало быть, возлюбленная у Данилы - русалка, не один вечность коротать будет.
- То, Дарьюшка, сестрица моя, Любаша. И тебе теперь сестрой она приходится.
Красивой была Дарья, не отвести глаз. И поблазнилось на миг Любаше, что видела она когда-то эту девицу, да вот только где? Никогда прежде не знавала она русалок, как могла тогда эту признать?
- Не теряй больше бус своих, молодица, - молвила русалка. Сквозь слёзы улыбнулась Любаша, обняла её, как родную. Никогда у неё сестрицы не было, завидовала она белой завистью товаркам своим, у кого и старших и младших полна хата. Так уж вышло, отняла смерть у Любаши брата единственного, а ему жену подарила. Порадоваться бы за него, да комок в горле не даёт, дрожь счастью по душе разлиться мешает.
Лишь дома, ложась на белую перину, поняла она, что да как. Ушёл Данила к русалке сам, утоп, лишь бы с нею навек остаться. Стало быть, тогда ещё с нею и встретился, когда бусы вызволил из реки. А коль тогда б их Любаша не потеряла, был бы брат её жив. Но был бы он счастлив?
Искала Любаша счастья, увидеть во сне его хотела. А Данила в ту ночь наяву его обрёл. Подарила река ему любовь, смерть, вечность. И принял он тот дар.
Да только потерял он волю и ветер свежий, кровь под кожей, быструю, жаркую, сердце заморозил водой студёной. И света солнечного больше не видать ему – новое у него солнце. Светит оно от начала веков над миром людским да навьим, глядит ликом ледяным, то жёлтым, то голубым, то алым, тревожным, взирает равнодушно на свои угодья. Дарит оно серебро каждой травинке и листку, усыпляет цветы. И до конца века смотреть на него всем потерянным душам, кому дана милость пойти новой, светлой тропой, обрести прощение и ощутить Его милосердие. И глядят дети реки из лона её на своё великое солнце, радуясь его свету.
Конец