Страница 57 из 70
Торопился Данила, быстро скакал впотьмах по улице, не боясь на кого-то налететь: все с пожарища со страху домой подались, бабы бросились детей малых успокаивать. Лишь десяток самых смелых мужиков на пожарище остались: уж больно долго лукавые угольки хранят в себе огонь, уж давно потухнуть должны, а всё занимаются алыми всполохами да занимаются. Того и гляди, полыхнёт до неба, разнесётся бесовской огонь по всей деревне, оглянуться не успеешь, одни головёшки останутся. Негоже до утра страх такой у самых изб оставлять, затушить его надобно. Решено было залить пожарище водой из колодца, глядишь, и потухнет.
В воздухе на фоне синего неба метались, будто оводы у водопоя, серые и чёрные куски пепла, ночной отсыревший воздух пах горько. Не было в нём привычного травяного да цветочного аромата, дым пожарища наполнил его удушающим напоминанием о нечистой смерти.
- Знаю уж о беде той, ведаю, что померла ведьма, - всхлипнула Акулина, измождённая, бледная, как сама смерть, - некому нам больше помочь, Данилушка, некому. Одна была на Лукерьину подмогу надежда, а теперь и её нет.
Дарья всё так же сидела у окна, белая её рубашка была припорошена чёрным пеплом и казалась серой. Даниле показалось, что в глазах её, больших, влажных, блеснули слёзы, но русалка опустила ресницы и отвернулась. Лучше б заплакала, всё, что угодно лучше, нежели эта мёртвая, молчаливая безысходность!
- Вспоминай, вдова, что тебе велела тогда ведьма делать, когда ты вопрошала у неё, как русалку привести? Что тебе брать с собой в лес сказала, словам каким заветным научила? Тут каждая мелочь нам важна, не дай бог что упустить.
- Не было никаких слов заветных, ничего для того не требовалось, - покачала Акулина головой, задумалась, - сказала она в лес пойти ночью, солью свячёной круг нарисовать на земле. Как покажется русалка – в круг завести, свечу зелёную над головой зажечь. Вот так и привела я Дарьюшку домой, вот так и послушалась ведьму. Всё получилось, как она сказывала, всё я верно сделала.
- Есть ли у тебя ещё соль свячёная?
- Есть чуток в кисете, не всю, кажись, высыпала. А на что тебе?
- Будем сейчас обряд тот повторять, рано ещё руки опускать. Неси-ка кисет.
А сам Данила подошёл к Дарьюшке, она его по плечу погладила, прошептала:
- Коль умру я, так помни обо мне, Данилушка. Была такая русалка Дарья, был ты для неё всем, солнцем был её.
Обхватил её Данила руками могучими, крепко обнял, так и застыл от тоски и боли, пока вдова с кисетом не вернулась. Посмотрела Акулина на них, у окна застывших, друг на друга глядящих, вновь слёзы покатились по впалым щекам её.
Нарисовал Данила на полу избы круг, реденько соль сыпал, мало её уж оставалось, да хватило с горем пополам. Едва виден круг, но заблестела в свече лучины соль, будто камешки драгоценные. Встал Данила в него с вдовицей, протянул вперёд руку, схватил Дарью за ладошку да за соляную границу втянул. Застыла Дарья в том кругу, сама будто столпом соляным стала, глядит незрячими глазами перед собой.
- Была не была, - прошептал Данила и зажёг зелёный огарочек свечной над Дарьиной головой. Вспыхнуло зелёное пламя, озарило бледные, напряжённые лица холодным свечением. Ярко светит зелёная, колдовская свеча, трикрат боле света даёт, чем обычная, трещит тихонько. Ахнула вдовица:
- Где взял? Неужто ты за свечу ведьму убил? Она б по своей воле тебе б её не сотворила, не отдала бы.
- Сам нашёл, как пришёл к ней, уж мертва была она. Лежала та свеча возле тела её обезображенного, решил с собой взять. Видишь, крошечный тот огарок, мало у нас времени.
Кивнула вдова, взяла за руку дочь свою да из круга соляного вывела. Затаив дыхание, подвела она Дарьюшку к порогу, вышла сама на крылечко, потянула русалку за собой. Пошёл следом и Данила, держит огарок над русалкиной головой, ещё чуть-чуть, и зальёт воск пальцы, кончится фитилёк, обожжёт Даниле руку огонь. Занесла Дарья ножку белую и переступила через деревянный порог, оказалась наконец на улице, обняла её горькая ночь. Лизнул русалкину бледную щёку красноватый лунный луч, будто ручной пёс.
- Счастье-то какое, Данилушка, радость, - прошептала Акулина, едва не перекрестившись.
- Теперь бы до леса добраться, тогда-то и радость будет.
Молча провели Акулина с Данилой русалку по двору, вышли на улицу. А пуста она, даже пьяницы, что, чуть стемнеет, от двора ко двору прогуливаются, от забора к забору шатаются, попрятались.
- Ты не бойся, милок, никто нас не заметит. Колдовская та свеча, невидимы мы для люда, - шепнула Акулина, да всё равно по сторонам принялась оглядываться.
Да некому было за ними следить, все по домам. Никто на улицу и глянуть не смеет, вдруг ведьма неупокоенная примется по дворам ходить, убийц своих искать? Всё спокойнее за запертыми ставнями, у образов святых в красном углу.
Как добрались до опушки, стала свеча гаснуть. Обжёг уж Данила себе пальцы, да и кончик фитилька погас, взвилось колдовское зелёное пламя, вспыхнуло яркой звездой и умерло. Очнулась Дарья ото сна, провела рукой по личику, будто прогоняя дрёму.
- Беда, Данилушка, что делать станем? – задрожав, спросила Акулина. – Хранила та свеча не только от людского взора, но и от ока нечисти. Найдут нас русалки, защекочут до смерти, кикиморы в болото утащат.
- А нам как раз и надо русалок найти, а как найдём, там и разберёмся, - молвил Данила, крепче сжав ледяную Дарьюшкину ладошку. И двинулись они в путь.
Знала русалка лесные дороги, вела будто не по ночной чащобе, а по залитой солнцем улице: ровно стелилась лесное покрывало под ногами полуночных путников, не тревожили их коряги да ветки. Ласкали ноги мхи да папоротники, нежно похрустывали тонкие веточки. Прямы и гладки русалочьи тропы, ровно стелет лес ковёр свой под ноженьки речным дочерям.