Страница 54 из 70
Знала Любаша из бабушкиных рассказов, что колдовская вещь абы кому в руки не пойдёт. Вещь такая сама выбирает, кому явиться да во владение даться, знает она, кто сумеет с силой её совладать. Коль явилась ей книга ночью в лесу, стало быть, теперь Любашина она, быть Любаше ведьмой, владеть ею. Неужто решила книга, что она в колдуньи годится? Она, девка слабая, неразумная, едва ноги от сладострастного попа унёсшая? Да только что слёзы по щекам размазывала и едва не голосила, а теперь гляньте-ка, ведьма! Погладила девица шершавую обложку – жаром от книги повеяло, дрожь охватила Любашу с головы до ног. Тяжёлая та книга, а девица и веса её не чувствует теперь, лёгкой она кажется, как пушинка. Греет руки та книга, будто приластиться хочет, будто и не вещь то, а существо живое, с душой да мыслями своими.
- Вот ты какая, колдовская книга, - прошептала Любаша, чувствуя, как печёт кончики пальцев, что касаются бесконечной черноты. – Да только как я читать тебя стану, коль грамоты не знаю? Картинки могу разве что поглядеть, травы какие знакомые может увижу.
Подались под пальцами страницы, открылась книга посредине. В тусклом свете красного месяца и голубых звёзд увидела Любаша картинки страшные, что изображали людей со звериными пастями, рыб с человечьими ногами и баб с рыбьими хвостами. Рисовал же кто-то мерзость такую, не отсохли же руки! Но страшнее всего было то, что Любаша поняла письмена, Странным был тот сказ о богах древних, людьми забытых, хотели те боги жертв кровавых, человеческих, взывали к человеческой памяти из недр времени. Об ангелах светлокрылых, что ушли далеко от света, пали ниже земли, в самое её чрево, окрасили свои лебяжьи крыла багрянцем да сажей. Взревновали те ангелы к любови Божества великого к людям слабым, решили извести их, все пороки существ тех Божеству показать во всей красе, а тот знай прощает их, столь милостив и беззлобен. Хотела Любаша перевернуть страницу, только захлопнулась та книга сама собой. Пробовала было открыть ещё раз, да больше не даётся книга, не делится тайнами. Заработать надо те знания, заслужить. Не даются они просто так, не может их девка простая выведать.
Прижала Любаша книгу к груди, забилось тревожно сердце, вот-вот выскочит. Не мечись, глупое, счастье ждёт впереди, всё сбудется, что кажется да хочется. Выбора нет у Любаши, некому её защитить от отца Власа, значит, сама она будет себе щитом. Найдёт она способ его отвадить, сделает отворот сильный, поведёт по другому пути аль к матери приворожит, коль сдался ей этот чернорясый поп. Вот уж кто знатной парой станет! А отцу жену найдёт добрую, кроткую да покладистую, станет она любить его да холить. И будет вершить Любаша людские судьбы, узнает все тайны мира, сильна станет тем знанием. Не нужен ей больше купеческий сын Савелий, теперь любой царь у ног её ляжет, всё царство своё с поклоном поднесёт. Глупа была Лукерья, боялась этой силы, не хотела идти вперёд и брать то, что можно взять, а вот Любаша будет умнее. А коль надо для того руки в крови измазать, так тому и быть, всему в мире своя цена есть. И Любаша свою заплатит, не испугается.
Долго ли стояла так Любаша, унесли далеко её мечтания, насилу в лес ночной вернулась. Замерцали звёзды, затопил месяц алым сиянием лес: каждую веточку видеть можно, каждая травинка на виду. Вот заяц застыл под кустом, глядит испуганными глазами на тень, что отделилась от полусгнившей берёзы, на одном добром слове та стоит. Зубы у живой тени светились, как гнилушки, острые, длинные, сама обёрнута в истлевший плат. Личико старушечье, морщинистое, волосы седые растрёпанные. Неужто кикимора? Цыкнула та что-то сквозь зубы да пошла мимо зайца по делам своим, чегой-то ей силы да времечко своё на ведьму зелёную тратить? Застыла Любаша столбом, то-то диво-дивное, никогда доселе кикимор не видела. Кто-то сказывал, что девы они с куриными лапами, кто-то – что бабы тучные, с когтями звериными. А они вот какие. Книга-то зренье дала Любаше ведьмовское, всякая нечисть теперь как на ладони! То-то интересно, то-то весело! Вот бы весь лес ночной обходить, под каждый куст заглянуть, небось, нечисти тут уйма.
Раздался тут за её спиной шёпот, лёгкий, едва слышный, будто кто-то в самое ушко ласково уговаривает, мягко настаивает:
- Уноси с собой книгу древнюю, великую. Избрала она тебя, прими её, и будете связаны с ней до самого гроба. Спрячь ото всех, никому эту книгу не показывай, знания в ней страшные, столпы мира в ней заключены. Береги как зеницу ока, пуще души и жизни. С нею ты станешь провидицей да защитницей, мстительницей да спасительницей. Честь то великая - одной из дочерей Его стать, служить ему, в руки Его душу свою бессмертную отдать.
Потемнело у Любаши в глазах, подкосились ноженьки. Да что с ней творится, что делается? Не того Любаша хочет, претит ей злая власть. Любви ей нужно, мужа доброго, деток. На кой ей тайны мирские и духовые, зачем ей судьбы чужие вершить, коль свою исковеркаешь? Болью чужой и своей жизненный путь выстилать, знать, сколько страданий приносишь, ещё и похваляться тем! Разжались ладошки, выпала чёрная книга из них, пропала в серой траве. Бросилась Любаша прочь, а шепчущие голоса всё догоняют её, со всех сторон раздаются, будто каждая травинка Любашу молит, уговаривает: