Страница 34 из 70
- А ты думала, черти они с копытами да хвостами, пятачками поросячьими? Нет, девонька, черти - они в людях. Селятся в них, рабами своими делают, проявляются потом в каждом поступке, в каждом слове. Уже неотделимы они от человека, покидают лишь тогда, когда телесное обличье по праву достаётся смерти, а вот им достаётся душа. Вот и являются они неотделимо от тела, в человечьем виде, да только видна их настоящая сущность, проглядывает она, как коряга сквозь прозрачную воду. Кто бесов и без ритуалов видеть может, тот сразу определяет, в ком бес живёт. Вот так он одержимых и видит, как мы с тобой сейчас видели.
Долго ещё боялась пошевелиться Любаша, встать с лавки. Страшно ей было: вот только что тут нечистый стоял воплоти, сверкал глазами. Никак сразу в ад провалиться можно, никак место там теперь проклятое. Да только посмеялась Лукерья, сказала, что ушли они уже. И место то от остального пола в избе не отличается, нет там дырки да во ад прямиком.
- Обещай мне, клянись, что никому никогда о том не скажешь, пока живы эти люди. Никто знать о том не должен, а ты можешь их не опасаться: не видели ни тебя, не чувствовали, не знают, что ведаешь ты их тайну.
Пообещала Любаша, поклялась, что так и будет. Да и кому о таких страстях сказывать: Данилка всё равно ей не поверит, матушке с отцом Власом о том точно знать не нужно, а Зинка с Глашкой уж очень пугливы, для них и гадание, так уже страх великий. Бабушка Матрёна только расстроится. А вот Любаша уже ничего не забоится, после того, как нечисть в человеческом облике увидела, так ничего ей теперь не страшно.
Вспомнила Любаша о родных, встрепенулась: уж пора домой идти, а то отправится мать в церковь за ней, коли запоздает, а окажется, что сбежала дочь давным-давно, след уж простыл. И начнёт выведывать, где была…
- Идти мне пора, Лукерья, спасибо тебе за отвар да за науку, - молвила Любаша, да Лукерья её остановила:
- Куда с рваным рукавом отправилась? Мать мигом заметит, как оправдываться будешь? Сейчас иглу с ниткой возьму, мигом ни следочка не останется.
Осмотрела Любаша рукав, и то верно – большая прореха, у матери глаз намётанный, тотчас бы поняла, что не о забор дочь рубашку порвала, не собаки драли её – людских рук то дело. Заштопала Лукерья дыру, никогда не скажешь, что когда-то рукав на нитках одних висел. Не осталось на одёже следов от рук отца Власа, только на коже следы полыхают, да те воочию не видны. Сотрёт ли время их с нежной Любашиной кожи, не будут ли светиться они ночью адским нечистивым пламенем?
- Запомни, милка, коль помощь нужна, приходи всегда, чем смогу, так помогу. Совет тебе нужен аль поколдовать надо, так сразу ко мне, научу тебя, чему умею, всё покажу. И платы с тебя не возьму, по нраву ты мне.
Поблагодарила Любаша ведьму за доброту, вышла из избы, осмотрелась по сторонам, чтоб не видел её никто, побежала в сторону дома.
Знала Лукерья, что вернётся девка. Любопытно ей, будто кошке, что творится за той завесой, куда простому человеку нос не сунуть, изведёт её это любопытство, спать ночами не даст. Храбрая-то какая, два в избу явилась, а уже нечисть ей воочию подавай, видно, братцева кровь: тому Лешего вынь да положь. Так что явится как миленькая, пусть и испугалась, да ничего, так даже лучше. Сразу будет знать, с чем дело имеет.
Был у ведьмы ещё один залог того, что Любаша придёт к ней да не раз. Пока гладила Лукерья её по голове да успокаивала, сняла с сарафана пару волосков: пшеничный один, завитой, небось, вязала косу девка да забыла снять с ворота, в печку кинуть. Думают девки, что если не сжечь волос, то унесёт его ворона в гнездо своё, воронятам на потеху, будет тогда голова болеть. А волосы потерянные потому сжигать надо, что могут они в дурные руки попасть. На волосе что угодно сделать можно: хворь навести смертельную, приворот сделать аль отворот, неудачи да горе притянуть.