Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 70

 - Что тебе, ведьма, надобно? Чего тревожишь меня? Али снова зайцев да лисиц нагнать на село? Больше не погоню, тогда много зверья перестреляли, извели, а то ведь дети мои. Не дам детей больше в обиду. Одно дело, коль в лесу охотник набрёл, то добыча его, а когда сами они, будто зачарованные в силки лезут, то дело другое да плохое. Даже не проси впредь.

  - Нет, господин лесной, пусть и снова помощи твоей жду, да не той. Только ты помочь можешь, никто другой не ответит.

 - Спрашивай, что тебе нужно ведьма, да про плату не забывай.

Лукерья указала окровавленным пальцем под ноги Лешего:

- Всё принесла, как надобно, господин лесной, не обессудь. И водка там, и молоко с кровью, всё, как велено.

Осмотрел Леший дары, доволен остался:

-  Ну что ж, говори за чем пришла. Буду слушать тебя, может чем и помогу.

Лукерья подскочила, бросилась к Даниле, тянет его за руку вперёд:

- Парень со мной, из простых он, не нашенский. Хочет разговор с тобой вести, спрашивать будет о чём-то. Помоги ему, Самого ради, я уж за тебя на шабаше словечко замолвлю, скажу, помогаешь мне сильно, людей по тропам кругами водишь, ягоды да грибы ядовитые девкам в лукошки подсовываешь. Глядишь, милость какая перепадёт. Тебя ж на шабаш не пускают, так я тебя сама похвалю.

Ухмыльнулся Леший довольно, погладил зелёную бороду толстыми пальцами.  А пальцы у него корой дубовой покрыты, деревяшки вместо ногтей. Растут между пальцами мелкие грибы-поганки.

Посмотрел Леший пристально на Данилу, да только не отвёл он взгляд, пусть и боязно было. А глаза у Лешего коричневые с зелёными точками, будто кора старого дерева истлевшего.

Подтолкнула Лукерья Данилу, мол, вопрошай, чего встал. Тот сделал шаг к Лешему, поклонился в пояс:

 - Знать я хочу, господин лесной, не брал ли ты себе вчера ночью русалку? Али может знаешь, кто мог речную деву схватить да украсть?

Лукерья едва лопнула от досады: снова Данила о русалках, да о русалках, уж следовало ей о том догадаться. Интересно, кого ж это он потерял? С чего взял, что украдена дева, неужто не нашёл средь остальных утопленниц?

Покрутил Леший бурыми пальцами бороду, молвил:

- Не ловил я вчера русалок, уж больно робкие они да визгливые. Как нагуляются к концу Русальной недели, так можно счастья попытать, а пока только силы зря тратить. Удерут, ещё и водой с волос обрызгают. Да и не заходят они сюда, у реки держатся, в чащу не заманишь. А мне тащиться к реке уж слишком далече, ещё и утопленицу мокрую орущую на себе волочь.

- А кто мог русалку утащить? Кикиморы, бесы какие?

 - Кикиморы могут только разве что в болото заволочь да камышом побить, коли покажется им, что завлекают русалки болотных чертей, лебедицами перед ними расхаживают. А сами-то страшны, на рожу без слёз не глянешь, тьфу, - выругался Леший, видимо, считавший себя очень пригожим. - Да ещё русалки до болот не доходили, всё у воды держатся. А больше и некому, разве что ходил тут ночью какой-то мужик с деревни, да только не видел я его, нутром чуял…

 - Что за мужик? С какого села?

Леший поморщился, свёл зелёные брови:

- Да я-то откуда ж знаю, вы, люди, для меня все на один дух. Только вот мужика от бабы отличу, даже если воочию не увижу. Бабы они и пахнут по-другому, и ступают иначе. А это точно мужик был.

Задумался Данила, почесал в затылке, да на ведьму взгляд перевёл:

-Лукерья, а есть ли колдуны тут у нас, кто мог ночью бродить в этих краях? Может знает какое слово заветное, взял да умыкнул русалку. Может такое быть?

Лукерья задумалась было, да тут же головой покачала:

 - Нет у нас ни в Покровке, ни в Антоновке колдунов, всё сплошь бабы-ведьмы, да глупые, слабые. Некому тут ночью шастать, за русалками следить. Да и кому они нужны? Небось ледяные мертвячки, рыдать да печалиться лишь горазды.

А сама на Данилу косит жёлтым глазом, дескать, а я-то вон какая, живая, задорная.

 - Ну уж не скажи, не скажи, - протянул Леший, усмехнувшись, крутанул мшистый ус, - красивы русалки, подчас даже краше ваших живых девок – смерть их краше делает, пусть и не румяны, зато тонки и нежны. Есть в том своя прелесть.

Вздохнул горько Данила, поклонился Лешему в пояс:

- Здрав будь, господин лесной, спасибо тебе за ответы. Уж прости, что отвлекли тебя, да только важно мне было узнать про русалок.

- Рад буду, коль помог, человек.  Прощай, - ответил Леший, да пропал вмиг, будто и не было его. С ним пропали и бутылка, хлеб с кувшином. Остались на поляне Лукерья с Данилой одни.

- Чай не помог тебе Леший русалку найти? Думал, у него она?

 - Думал, думал, - отозвался Данила, - да только ошибся. Ну что ж, спасибо, Лукерья, выводи теперь глуши лесной. Буду дальше искать, не такой я человек, чтоб взять да бросить дело на полпути. Хоть всех чертей в аду расспрошу, да узнаю, что мне требуется.

- А не хочешь ли сам поколдовать? Давай-ка с тобой кикимор вызовем да чертей болотных, там обряд простой, сам справишься.

Лукерья уж достала из узелка какие-то травки да баночки, смотрела на Даниле вопросительно, вместе с тем зовуще. Подошла к нему, встала близко-близко. Замерцали очи её медовые в жёлтом мареве свеч, заискрились прядки волос, заиграли медью – хороша ведьма, что тут сказать? Хотела уж было руку на плечо парню положить, к себе притянуть, поцеловать сладко, да отшатнулся Данила, отошёл в темноту, от свеч подальше, будто и не приметил её порыва.

- Нет, Лукерья, какой из меня колдун? Чтоб колдуном стать, нужно чуйку иметь да дар, нет у меня ни того, ни другого. Вот бабка моя, Матрёна, та с детства многое видит да умеет, всё сестру мою на сторону вашу склоняет. И травки водит её втайне от матери изучать на луг, и гадать учит, и кровь останавливать. Не нравится то матери, говорит, грех то, раз Бог хворость дал, негоже от неё бесовской помощью избавляться.