Страница 25 из 70
- А ты, стало быть, ответ держишь перед кем-то? Перед чёртом самым главным? И тебе дар не по роду достался?
- Он и по роду может передаться, да не было у меня в роде никого с даром. Достался мне дар от бабки-соседки. Глупая я была, бестолковая да бесталанная. Ну да чего прошлое ворошить.
Кольнуло сердце у ведьмы, кошкой чёрной пробежала зависть. Будет у Матрёны тихая смерть, безбольная участь, не нужно ей проклятье своё кому-то передавать, не станут её черти терзать да мучать. Коль не захочет отдавать дар свой дальше по роду – с ним и умрёт, заберёт в могилу, не будет душу он её жечь. А вот её саму ждёт страшный конец. А что за ним – так и ещё хуже.
И даже коль решишь руки на себя наложить, коль напасть какая случится с тобой, всё равно кончины тихой да безбольной не видать: явится в предсмертный час нечистый да мучать станет за то, что дар свой колдовской передать никому не успела. Душу в геенну огненную отправит, а тело себе заберёт, отдаст на расправу духам злобы – станет упырём тело то ходить, люд стращать.
- Как теперь будешь русалку-то свою искать?
- Сам того не знаю. И срок мне – всего-то до конца седмицы. Коль не найду – хоть сам иди топись.
«Ну, это мы ещё посмотрим», - подумала Лукерья. Видать, слабо приворот подействовал, нужно что-то посерьёзнее, посильнее. Нужно сделать так, что забыл он обо всех девках, будь они хоть живые, хоть мёртвые, помнил лишь её, Лукешку. Ну да ничего, за этим не заржавеет.
- Помоги-ка мне всё в узел собрать, разбросала я тут свои пожитки, ничего в темноте не вижу - попросила ведьма. Данила наклонился, встал на одно колено, принялся собирать травяные узелки. Ведьма свечи затушила, и, сделав вид, что потянулась к травяной связке, уколола руку Данилы ножом.
- Что это меня ранило в траве, не змея ли? – поднёс парень руку к лицу, да в темноте не видно ничего, уже и зелёные свечи почти догорели. Заструилась по руке кровь, потекла на алчную землю.
- Ах, да то нож мой, думала уже, что потеряла, - запричитала Лукерья, - прости, друг сердечный, как придём ко мне, так промою рану, тряпицей перевяжу. Вроде и неглубокая она, да мало ли, антонов огонь разольётся, захвораешь ещё.
- Да сам дома справлюсь, чай, не смертельный порез, и похуже бывало - пробурчал Данила, наскоро траву сухую в узелок побросал, - пойдём уже, как твои зелёные свечи догорят, опасно нам тут быть. И без того полночи с лешим без толку проболтали.
Расстались Данила с Лукерьей у околицы, проводила ведьма любимого взглядом. Мрачная кручина оставила на его челе печать, видно, тоскует он, места не находит себе. Да только вот не по ней тоскует, и боль от того полоснула, будто ножом.
Как пришла ведьма в избу, достала нож, хотела было приворот на крови сотворить, сильный, чёрный: осталась на ноже капля Данилиной крови, для обряда хватит. Да только что не возьмёт ведьма в руки, всё валится, душа не с ней рядом и даже не с Данилой: поняла ведьма, что увела из леса Акулина дочь свою, Дарью, и ищет теперь Данилка её. Вон даже леса ночного не испугался с русалками, к Лешему на поклон пошёл, всё ради этой Дарьи делает, что уж с осени мертва. И к чертям во ад идти грозится, и знает Лукерья, что и на это бы пошёл Данила. Неужто сильно так любит свою ледяную русалку? Неужто готов для неё что угодно сделать, лишь бы найти?
И охватила ведьму злоба, жгучая, всепоглощающая. Казалось, от жара сейчас одёжа вспыхнет, займётся, как лучина, дышать от того пламени тяжело, всё тело горит. И мысль одна мечется, покоя не даёт: не видать Даниле мёртвой девы, не вернётся русалка в реку. Всё для того ведьма сделает, пусть придётся костьми лечь, в ногах у Самого распластаться. Не держать ему никогда ладони её ледяные в своих руках, не смотреть в застывшие зенки цвета тины. Отвадит она его от мертвячки, зачем она ему, коль есть на свете Лукерья, живая, горячая, любящая?
Полыхнуло пламя в очах, схватила ведьма нож, да порез себе глубокий нанесла, кровь побежала по белой коже. Зашептала горячо, полились нечестивые слова, задрожали в воздухе. Заплясали по углам тени, потянули длинные прозрачные лапы к Лукерье, дрожали от радости: зло в воздухе разлилось, выпросталось на улице, полетело над светом.