В клетке

Молчаливые служанки напарили Нимкано в бане, намазали пахучими кремами. Для волос использовали отдельные духи. Её вырядили в шитое золотом сине-фиолетовое шёлковое платье открывавшее плечи, но с воротником, который полностью прятал ошейник. Волосы распустили, две пряди завив и прихватив у висков заколками.

Нимкано принимала всё это со спокойным равнодушием, хотя глубоко внутри её мутило от происходящего. Она пыталась успокоить тошноту мыслями о том, что ей не приходится работать от рассвета до заката и страдать от недоедания, но помогало плохо. Теоретические голод и усталость были где-то там, далеко, по ту сторону реального.

В соответствии с обычаем, Нимкано привели к хозяину только после того, как солнце упало за горизонт. Её сопроводили до самых дверей, которые беззвучно отворили, и так же мягко захлопнули за спиной наложницы.

Нимкано, как положено, скинула шиму, оставив её на специальной вешалке у двери, и немного замешкалась. Она осталась вдвоём с Ниханором, стоявшим у одного из узких зарешёченных окон, и смотревшим в звёздную ночь сквозь баснословно дорогое прозрачное стекло.

«Невероятно богатый человек, — подумала Нимкано, сверля взглядом его широкую спину, скрытую пурпурным домашним халатом. — Мог позволить себе огромный гарем послушных обученных рабынь, чуть ли не роскошнее, чем у его правящего брата, а его вместо этого на экзотику потянуло».

— Фея? Проходи, не стой у дверей. И не бойся, я тебя не обижу.

Он развернулся к Нимкано, улыбаясь. Она опустила голову. Это должно было изображать поклон, хотя на самом деле ей просто не хотелось на него смотреть.

— Я не слишком-то знаю, что мне делать, — тихо сказала она.

Нет, ей вообще-то рассказали, что она должна вежливо поприветствовать хозяина, поклонившись, и ждать его указаний, но что-то Нимкано подсказывало, что Ниханор не любитель «нормального» поведения. Иначе, зачем ему вообще понадобилась вся эта экзотика? И если в лучшем случае Ниханору просто станет скучно, то в худшем его эта скука сделает злым и раздражительным. Так бывает с благородными богатеями, которые не получают того, чего хотят.

— Тебе и не надо знать. Все эти правила хороши для официальных сборищ, но в спальне стоит вести себя чуть честнее, не находишь?

— Вы говорите интересные вещи, — ответила Нимкано, не сумев сохранить равнодушное выражение лица.

Она только надеялась, что её усмешку можно принять за улыбку. Честнее! В каком воображаемом мире жил этот человек?

— Сочту за комплимент. Я побывал во многих странах, и многое повидал, как тебе, наверное, уже говорили. Потому-то я и не беру в наложницы дочерей Йерот-Сатаха. По сравнению с вами, они пресны и скучны… — Ниханор мечтательно вздохнул, поглаживая короткую тёмную бородку.

Нимкано захотелось скривиться и закатить глаза. Ограниченные и запуганные ему были скучны, поэтому он предпочитал ограничивать и запугивать тех, кому больше повезло с местом рождения. Сделал бы правильные выводы из своей тяги к чужачкам, но нет, для этого ведь надо уметь делать выводы как таковые.

— Но к чему это я веду, — продолжал Ниханор. — Я многое повидал, но далеко не всё. Эльфийских танцев, например, не видел, а говорят, что эльфы из Парящих Лесов творят настоящие чудеса.

— А как же Жемчужина? — невольно удивилась Нимкано.

— О, Снежная Жемчужина прекрасно танцует, и я люблю смотреть на это. Но она попала сюда, когда ей едва исполнилось шестнадцать лет. Сама понимаешь, эльфы не успели обучить её как следует.

Нимкано кивнула. Шестнадцать лет. Интересно, девчонка хоть была зрелой к этому времени, или ещё не вышла из детства? Возможно, была — отдельные эльфийки входят в подростковый возраст к пятнадцати-шестнадцати годам, хотя этот срок считается ранним. Возможно, и нет.

— А вы хотели бы посмотреть на настоящий танец? Понимаю.

— Да. Здесь тебе хватит места? Или нужна музыка?

Спальня была просторной, низкая кровать стояла ближе к стене, а в центре оставалось пустое пространство.

— Хватит, мой господин, а музыка будет только мешать, ведь у вас нет музыкантов-Ведающих. Если желаете, я спляшу для вас и так, хотя без магии это будет лишь подобием…

— Ну тут уж ничего не поделаешь, по крайней мере пока. Пляши.

Нимкано развязала пояс платья и, расстегнув воротник, выскользнула из разноцветных шелков. Она даже рада была, что Ниханор отдал этот приказ, ведь так можно было отвлечься от всего происходящего. Сняв заколки и бросив их на платье, Нимкано осталась голой и простоволосой. Он следил за ней чуть удивлённо, похоже, действительно не имел понятия о том, что она собиралась делать.

Выходя на середину комнаты, босыми ногами зарываясь в мягкий ворс ковра, Нимкано и сама не слишком-то это представляла. Можно было танцевать о похоти. Даже без активного волшебства этот танец повёл бы её прочь от реальности, дал бы забыться в движениях и неслышных ритмах. И тогда, возможно, было проще потом… Но Нимкано не хотела. Прежде всего, не хотела рисковать своей психикой, целостностью своего «я». Не хватало только ассоциировать потом этого человека с чем-то приятным.

Не подходила ни вожделенная свобода, способная разбередить душу, ни страсть, ни любовь. Нужна была какая-то основа, нейтральная, но мощная. И тогда Нимкано вскинула руки, и волосы золотой волной укрыли белое тело, и движение разорвало воздух, пропитанный благовониями. Она танцевала о жизни, о самой её многоликой сути — сильной и слабой, милосердной и жестокой, притягивающей и отталкивающей, но бесконечно красивой.

Вряд ли кто-то, включая саму Нимкано, смог бы потом описать отдельные части, из которых состоял её танец, хотя она и использовала определённые связки, которым учили всех Ведающих. Это было чистое движение, энергия, настоящая магия, пускай ошейник не давал вплести её в нити мирового полотна.