Страница 5 из 165
- Я едва ли рассчитывал на вашу помощь. - с выдохом произнес в ответ Джонатан. Его темные глаза изучали лицо художника. - Впрочем, я мог бы попросить вас проехать с нами в участок, если...
- Боюсь, вам просто необходимо проехать с нами. - перебил Джонатана полицейский.
- Конечно. - Дориан вспомнил, что все это время у него в руках был зонт, но, стоило ему об этом подумать, как тот выскользнул из его ладони, падая прямо в лужу крови. Поднимать его он не решился и остался в том же положении, продолжая глядеть на полицейского, и тот, несколько смущенный странностью Дориана, предложил обоим джентльменам место в кэбе.
...
Полицейский участок едва ли был тем местом, где Дориан желал бы находиться. Он так и не смог внятно выразить свою мысль, и показания его, как свидетеля, вряд ли чего-то стоили. Нетерпеливо поглядывая на часы, художник всеми силами пытался приблизить момент завершения этого долгого и ни к чему не приводящего допроса.
Стрелки часов двигались невыносимо медленно, и звук, с которым отсчитывались секунды, проникал внутрь мозга и становился назойливым и болезненным, как мигрень. Дориан потирал руки, ощущая под пальцами тонкий едва кровоточащий порез, оставленный Джиной в память об их коротком разговоре.
Он разглядывал эту алую ломаную линию, и в голове его возникали картины едва ли реальные, едва ли из тех, что способны родиться в мозгу душевно здорового человека. В какие-то минуты он ощущал, как проваливается в поверхностный сон, и тот затягивает его в свои фантастические глубины.
Разговор полицейского с Джонатаном задался неудачным. Тот так мало знал о собственной сестре, что едва ли мог быть полезен в этом деле, и, ко всему прочему, проявлял явное безразличие к ее внезапной смерти. Не страшась подозрений на собственный счет, он недвусмысленно намекал на то, что отношения у него с сестрой не складывались. Он также высказывался весьма скептически о предполагаемом убийстве и признавал произошедшее случайностью, ведь это не редкость, когда взмыленные лошади, подгоняемые спешащим кэбменом, насмерть затаптывают в тумане пешеходов. Но Дориан держался другого мнения, хоть и понимал и принимал во внимание здоровый скептицизм Джонатана – ведь тому не удалось застать короткого и пугающего до дрожи разговора с этой странной особой, этим (едва ли это слово исчерпывает весь ужас, вселяемый Джиной) демоном.
Дориан возвращался к ее словам снова и снова, и каждый раз находил в них все меньше смысла. Картины, рождающиеся в его голове, не могли объяснить того, что оставляла она за звуком своего голоса.
На мгновение закрыв глаза, Дориан вообразил себе картину: Джина, стоящая посреди пустого поля, под сизым небом, где ни один луч солнца не пробивается сквозь толщу облаков, а другом конце поля – он. Вокруг так пусто, словно мир едва родился, словно поверхность его едва остыла. Где-то вдалеке бродят тени, очертания людей. Дориану они едва заметны, но Джина, Джина видит каждую клетку их кожи, каждую вену под тонкой оболочкой. Но они где-то там, а он, Дориан, рядом. И он особенный. Он — мрамор, готовый превратиться в скульптуру. И Джина берется за инструменты, желая вскрыть его сознание и отколоть от него все лишнее. И он сам делает шаг навстречу. Послушный, как трава, сгибаемая порывами ветра, он поддается ее воле. И небо над ними расчищается, и в его глубине возникают очертания далеких планет. Так близко, так запредельно близко, и он чувствует ароматы иной земли, и слышит звуки иных голосов.
Из глубин реальности до Дориана донесся голос Джонатана – мерный, выдержанный, приятно низкий. Он прощался с полицейским.
Дориан открыл глаза. Он выскользнул из участка вслед за Джонатаном, двигаясь изящно и быстро, как и всегда, но совершенно не чувствуя своего тела.
Прохлада привела Дориана в себя. Вдвоем с Джонатаном они остановились на крыльце, удивляясь тому, как усилился дождь, а туманная завеса стала такой плотной, что полностью скрыла противоположную сторону улицы, да и вообще все, что было на расстоянии двух ярдов от глаз. Оба холодно и гордо глядели сквозь туман, и сложно было не отметить, как похожи были эти поверхностные взгляды, ниспосланные нехотя, так, словно бы взирая на этот мир, они делали одолжение кому-то столь презренному, что даже и благодарность ему не должна быть искренней.
- Мне очень жаль, - произнес Дориан, – что ваша сестра погибла. - он переступил с ноги на ногу и откашлялся, неловко заминая свои соболезнования. - Мне правда, правда жаль. - он бросил взгляд на профиль собеседника. - Я вам сочувствую. - неловко добавил он, спустя минуту.
- Это печальное происшествие. - согласился Джонатан, не поворачивая головы, и раскрыл зонт.
- Вам все равно? - Дориан устроился под зонтом Джонатана, вспоминая о том, как утопил собственный в луже крови его сестры.
- Не так уж и все равно, если вам это интересно. Но что я могу поделать? Я не в силах заново вдохнуть жизнь в это изломанное колесам тело. Да и не думаю я, что сделал бы это, даже если бы мог. Вы же слышали, я с ней не ладил. - не поворачивая к собеседнику лица, Джонатан проговорил все это и опустил голову так низко, что его орлиный нос уткнулся в воротник.
- Стоило бы скорбеть, Мистер Свифт. - тихо проговорил Дориан. У него не было и мысли ему перечить, но эта фраза, произнесенная с явным упреком, произвела отрезвляющее действие на Джонатана. Он поглядел на художника своими матовыми темными глазами и закивал.