Раздвоение личности

Кто это смеется? Не она же сама, в конце концов?..

Оказавшись в спасительном одиночестве, она смогла лишь без сил присесть на край ванны. Предательски дрожали и руки, и ноги, и еще что-то там внутри, и дрожь эта никак не унималась.

-Извини. Так получилось, не сдержалась. Тоже от волнения, наверное. Я ведь пошутила, он понял, да? Как ты думаешь?

-Что?!

-Да успокойся ты, - продолжал тот самый голос, неизвестно чей. - Каждый должен совершить свой килограмм ошибок. Так говорила моя мама. Оно почему-то ошибки измеряла килограммами. Бывает.

-Что?..

-Кстати, он не так уж и виноват. Ты, что, не слышала? Он не хотел. А девочка - стервоза. Таких учить надо, а то дальше им еще тяжелее придется. И ничего страшного он не сделал. Подумаешь - платье.

-Ну, знаешь...

-Можешь считать, что его подставили. Такое и с большими дядями встречается сплошь и рядом. Так что, пусть лучше, пока малолетний, совершает свой килограмм ошибок. Учится пускай. А то, представь - он руководит банком, а его подставили. Представляешь?

-Конечно. Банком. Ему бы еще в институт поступить со своей тройкой по физике.

-Как будто все до одного банкиры не имели троек по физике! Некоторые физику вообще не знают, спорим? "Мы должны быть благодарны жизни за все уроки, которые она нам преподносит". Кто это сказал, не знаешь? Я тоже не знаю. Но умно, по моему.

-Слушай, да кто ты? - всхлипнула Регина.

-Я друг. Тоже мне, нашла, из-за чего пугаться...

-Кто ты?..

-Да какая разница? - вздохнул голос-собеседник. - Я скоро уйду, и ты будешь жить, как жила. Я это точно знаю. Не обращай на меня внимания, и все.

Вот теперь, только теперь до Регины окончательно дошло, что этот Некто, по хозяйски расположившийся в самом ее сознании, к ней не имеет никакого отношения. Он - кто-то другой. Другая личность. Которая, тем не менее, может разговаривать вместо нее, и еще неизвестно, что она сможет при желании. Но это же - кошмарная вещь. Так не бывает. То есть, с нормальными людьми не бывает. А Регина еще сегодня утром была самой, что ни на есть, нормальной.

По мере того, как это соображение проявлялось четче и четче, ее охватывал ужас - противный, липкий такой, удушливый ужас.

-Говорю же, я тебе ничего плохого не сделаю, - добавил голос. - Наоборот, помогать буду, правда! Все будет хорошо.

-Убирайся прочь! Немедленно!

-Не могу. Правда, не могу. Не знаю, как. Я не по собственной воле здесь, понимаешь? Вот все сделаю, и уйду.

-Что сделаешь?

-К тебе это не имеет отношения. Но тебе придется мне помочь.

-Как это?..

Регина посмотрела на свои руки, на пальцы, знакомые до мелочей, потому что они ее собственные. Ноготь сломанный на правом указательном - сегодня сломался...

Это же она. Она, такая, как всегда.

Какой-то сон. Дурной, кошмарный.

-Мать, с тобой все в порядке? - громко стукнув в дверь, спросил Иван.

-В порядке, - ответила Регина.

-Иди спать, - посоветовал голос. - И плюнь ты на это платье. Ну, что случилось, то случилось. Переживем.

Регинин аппетит действительно куда-то делся, и мысль об остывшей жареной картошке теперь вызывала отвращение. А платье... Пусть оно хоть все пятьсот стоит, долларов, это платье. Вот с кошмаром в голове как быть?

Спать. Именно так. Вот что ей нужно - спать, спать и спать. Лучшее средство от всех на свете глюков.

Она все же почистила зубы и умылась очень холодной водой. Дорога в спальню была свободной, Сережка с Иваном ужинали на кухне за прикрытой дверью и тихонько, вполне мирно переговаривались.

Ничего. Как-нибудь...

На следующий день Регина сдала отчет - легко и просто доделала, переписала и сдала. Потом, конечно, отпросилась, и ее отпустили. Чапаев, их начальник, побурчал немного для виду, но совсем немного, потому что мужик он все-таки был не вредный и умел входить в положение. У самого имелось дома двое мальчишек, не склонных к меланхолии. А фамилия его была, вообще-то, не Чапаев, а Чемзиков, но звали его Василий Иванович, так что, получается, на роду ему написано иметь это героическое прозвище. К тому же первая буква фамилии тоже подходила.

-Только, Дымова, уж пожалуйста, будь любезна, к часу на работе - как штык! - и он посмотрел выразительно, давая понять, что после часа без Дымовой важное общее дело рухнет и погребет под обломками весь их дружный коллектив.

Она пообещала. К часу, так к часу.

-Мне, что ли, тоже в школу отпроситься? - вздохнула секретарь Ирочка. - А то уже вторую неделю собираюсь в парикмахерскую сходить. Не поверите, девочки - совсем на выходных времени нет.

"Девочки" покивали - они верили и вполне разделяли. И Регина кивнула - дерзай, мол! Только у Ирочки дочка, второклассница и круглая отличница. Будет неправдоподобно.

И вообще, тоже, проблема - парикмахерская. А платье за сколько-то там сотен долларов, приклеенное к стулу, и это не считая прочего морального ущерба - не хотите?..

Итак, Регина поехала в школу. Беседовать с завучем Корнелией Ивановной. По дороге она сочиняла извинительную речь: что сказать Корнелии Ивановне, а что - матери пострадавшей. Выходило как-то не очень. И вообще, все это было так неприятно. И впечатления от предыдущей беседы с завучем, в прошлом учебном году, когда Сережка то ли разбил стекло в химкабинете, то ли это был не Сережка... Насчет стекла до сути так и не докопались, просто все участвующие стороны скинулись и купили новое. А впечатления сохранились. Поэтому настроение у Регины было плохое, и по мере приближения к школе оно только ухудшалось.

Корнелии Ивановны боялись все. По крайней мере, Регина не сомневалась, что ее все боятся. Бывают такие люди, которые сначала выглядят вполне нормально, и даже иногда умеют понравиться, а потом оказывается, что их боятся, и не хотят с ними разговаривать. "Беседовать" то есть. Разговаривать с ними еще можно, а "беседовать" нет...