Одному Из Восемнадцати Динозавров

Наконец, грянул гром. Из речи секретаря парткома выяснилось, что мы вполне взрослые люди и должны сознавать, какую ответственность несём на своих плечах. Каждый из нас рассказал автобиографию. Биография была только у одного Магеллана, а у Синякина, Стелуцы годы рождения. Я узнала, что всех моложе, но от этого не стало ни холодно ни жарко, потому что секретарь в конце своего напутствия высказал мысль: с молодых двойной спрос. Через десять минут мы покинули партком, посовещавшись, решили поддержать гаснущие силы и направились в сторону чайной. Впереди шагали шеф, Магеллан и Синякин – три богатыря, которые понесут на своих плечах всю ответственность. Как раз подходило обеденное время, и чайная была заполонена, как половецкие степи. Под потолком повис гул, похожий на пчелиный рой – от него, казалось, покачивались громадные люстры, мы, однако, пересекли по диагонали говорливую чайную и скрылись за жёлтой бархатной ширмой. За ширмой светлела маленькая комната с двумя столиками: накрахмаленные скатерти, бумажные и льняные салфетки, рюмки, похожие на раскрывшиеся синие тюльпаны, пепельницы и прочие мелочи. Появилась разносчица.

– Ёлки-палки, девочки, командуйте, – сказал шеф.

Я остановилась на шампанском, мужчины предпочли «Дойну», Стелуца неизменную «Фетясочку». На десерт выбрали сармале, редис, зелёный лук, брынзу. Шеф сказал, что голубцы можно делать ещё меньше и добавить перца – тогда они будут пикантнее.

Итак, мы наполнили бокалы, похожие на раскрывшиеся синие тюльпаны, угодными душе напитками. Можно предположить, наш шеф был чудный парень, Стелуца вспомнила легенду: чёрт собирает всех грешников за ширму, когда уже некуда, бьет в барабан, ширма раздвигается, и грешники предстают во весь рост перед народом. Однажды чёрт перевыполнил план, радостный, ударил в барабан, ширма раздвинулась, увы... ни одного человека. Грешники возликовали, прогнали чёрта и повесили на ширме лозунг: «Нельзя посеять одно, а получить другое». С двадцати лет я предпочитаю есть всё жёлтое, пить всё жёлтое, носить всё жёлтое – ярко-янтарный цвет возбуждает угасающие силы в молодом возрасте.

Чайная уже закрылась на обед, и разносчица провела нашу весёлую банду чёрным ходом через бухгалтерию. По дороге шеф открыл нам секрет: партком скоро выделит редакции солидное помещение и тогда у каждого будет свой кабинет. Синякин развил мысль шефа дальше – хорошо бы получить помещение, например, в «Долине роз», или в совхозе «Гратиешты». Мимо проносились машины, гружённые щебнем, плитами, пивом, пустыми бутылками, мешками с удобрениями. Новый райцентр скорей напоминал полустанок; все дома высыпали по обочинам трассы, усыпанной по весне обилием красных маков, а если обложится дождь, то грязь кругом непролазная, и ползёшь по ней пятым колесом телеги в совершенной растерянности, куда ставить ногу, везде засосёт, как в трясине.

В домике, похожем на ящик у мороженицы, мы прозябали ни много ни мало пятнадцать дней! И вдруг в разгар упорных боёв «за маленький Сталинградик» по шахматам влетел разгорячённый шеф и выпалил новость.

– Ёлки-палки! Переезжаем. Отвоевал в парткоме половину дома пионеров.

Началось переселение. Первым делом мы перетащили два приёмника. Один установили в кабинете шефа с окнами, выходящими во дворик с молодой сиренью и грядкой синих петушков.

Магеллан же занял маленький кабинет под салатовый цвет с окном, выходящим на трассу, расположившись в нём с тщеславием молодого рыболова. На долю Синякина и Стеллы Федоровны достался кабинет с двумя окнами, видом на партком, дверью, ведущей в кабинет Магеллана.

Как выяснилось на планёрке – все были счастливы, и в полную силу приступили к подготовке первого номера. А в домик, построенный по типу конюшни, завезли линотип и прочие орудия труда. Синякин вместе с рабочими из «Межколхозстроя» выгружал по щитам новенькую печатную машину. При виде её сверкающей красоты Синякин переименовал нашу типографию в полиграфкомбинат.

В среду, когда я сочиняла свой первый опус о доярках под заголовком «Сёстры», Стелла Фёдоровна писала обращение к читателям, Синякин рисовал макет и одновременно кричал по телефону: «Красное знамя»? Кум фамилия? Товарищ Рошка? Товарищ Рошка, как у вас дела с горошком», – а Магеллан, плотно прикрыв свою дверь, набрасывал черновик передовицы: «Весна вступает в свои права». В десять утра вдруг тоненько взвизгнула пилорама и замолкла. Синякин глянул в окно на трассу: ему, наверное, подумалось, что у машины лопнула шина. Жи-жж-жжжик...пилорама постепенно озвучивала свои голосовые связки. Распахнулась дверь из кабинета Магеллана, он спросил:

– Вы слышите? Нет, вы слышите?

Мы кивнули головой.

– Додуматься же надо! Как работать, товарищи!

Но ответ повис в воздухе звоном пилорамы.

Итак, была среда, кружок «Умелые руки» приступил к своим повседневным обязанностям. Синякин стряхнул пылинку с новых иллюстрированных брюк и сказал:

– Девочки, я пошел в полиграфкомбинат.

Проходя мимо окон, остановился и сделал Стелуце «козу рогатую». Стелуца без внимания на выходку старшего коллеги по перу достала из сумочки пачку «Ляны»,покуривая анализировала кружок «Умелые руки».