Страница 48 из 48
– Ну ты действительно, колючка, матушка Лидия! – засмеялась Сандра, – даже в другой жизни не оставляешь своего благоверного в покое.
Сандра приподнялась с песка, прошлась вдоль берега, подобрала сломанные стихией корневища и подвесила их: – нет, то был божий промысел, что мои записи попали именно к священнику, в надёжные руки, а не к спекуле, проходимцу с большой дороги. Я жила открыто, на виду у всех любила и ушла следом за ним, – она кивнула в сторону, – оставив лишь после себя тайные записи о первом мужчине, – пришелица сжала ладони, – жаль только, что мы разминулись в пути к звёздам.., а тайное стало явным.
– Вот когда выйдешь из пещеры, – в тон её настроению ответила Колючка, – у вас будет о чём поговорить, – и уколола грудь Сандры ворсинкой.
Пришелица поймала взглядом отблеск заката, охвативший озеро и царство кувшинок, уходящих на покой, тот розовый всполох, пробившийся сквозь трещины и говоривший о том, что на земле – закат.
Кустики водосбора лишь зашумели, словно захихикали, Кубышка окончательно сомкнула свои чаши и опустилась с семейством на илистую почву возможно третьего яруса пещеры.
Ночь была на подходе, охваченная теплом, пещера бурого медведя погружалась в сон. Пришелица отцепила от платья фиолетовый репейчик и устроила его меж кустиков водосбора.
– Среди вас, дорогие мои помощники, – сказала женщина, – матушке Лидии будет веселее.
– Теперь ты нам подсадила ревнивицу, – сказал синий, почти невидимый в ночи, цветок водосбора.
– Вы же не имеете никакого отношения к отцу Александру, – она усмехнулась, – наоборот, матушка Лидия начнет высвечивать перед вами, незнакомками, его лучшие качества, а их, не сомневаюсь, гораздо больше, чем грехов, – Сандра потуже затянула на груди пуховый платок, присела и прислонилась спиной к наросту из корневищ. Закрыла глаза и в тот миг ей почудилось нечто красивое, она погрузилась в осязаемый мираж.., к ней спешил, распростёрши руки, в берете, слегка сдвинутом набок, возлюбленный её сердца, синие глаза с поволокой смеялись, в них было столько бесов, что Сандра зажмурилась от предвкушения близости. Он был обнажён по пояс, с перекинутой рубахой через плечо, а в левой ладони держал ф о т к у, потом фотка развернулась тыльной стороной и на ней прочертилась надпись «О д и н и з в о с е м н а д ц а т и».
– Эти мужчины, порою, такие нафталиновые, распыляют себя на чужих ухажёрок, – неожиданно снизу, из глубины озера, донёсся всплеск и вздох Кубышки, – не замечают тех, кто рядом дышит и сгорает от пылкости чувств, – послышался шелест листьев, пришелица улыбнулась, зачерпнула в пригоршни воды, словно хотела дать понять, что услышала слова милой подруги по несчастью. Повеяло ароматом кувшинок, у Сандры от запаха слегка закружилась голова, пришелица расправила кусты водосбора, приготовив нечто лежанки и прикорнула, пытаясь в пещерной тиши привести мысли в порядок, так незаметно и уснула.
«Жизнь есть сон», – сказал великий мыслитель, но для Сандры это было тем незаменимым лекарством, которое позволяло спокойно уйти в иной мир, не думая, не слыша ни о чём и ни о ком. Только порою в назидание молодым, убегавшим без спроса смотреть при звёздах поезда, несущиеся через полустанок, кто-то из старожилов раздражённо бросит в спину: «не будете слушаться, бурый медведь заберёт в пещеру, как ту журналистку Сандру, наказанную Пресвятой Богородицей за п р е л ю б о д е я н и е». Хотя, возможно, точного значения этого слова никто из них не понимал. Ну а что до Сандры, то она, находясь в пещере и восстанавливая наследство бурого медведя – царство жёлтых кувшинок после стихии, даже и не подозревала, что на полустанке пугали детей её именем; в этом было её счастье, что находясь в окружении пещерной тиши и цветников, она не слышала о себе плохого. Лишь только оставался на земле один человек, который считал, что Сандра другая, у неё красивая душа и каждый раз по вечерам в молитвах произносил её имя с трепетом: «С а н д р а».
Он ждал и надеялся, что по его молитвам Сандра рано или поздно выйдет из пещерной тиши и объявится снова в его милой церквушке «Успение Пресвятой Богородицы». По вечерам, возвращаясь домой со службы, он включал монастырские песнопения в кассетнике и сквозь эту музыку, только такую он слушал всегда в пути, как бы улавливал эхо знакомого голоса: «Я п р и д у к в а м, о т е ц А л е к с а н д р...»
Батюшка останавливал машину на повороте, в том памятном месте, где нашёл дневник с чужими мыслями, правда, мостовую починили, и в звёздной ночи отсвечивался каждый осколок булыжника, ему привиделся бутон белой лилии ,а вместе с этим послышались заветные слова:
«Я п р и д у к Ва м, о т е ц А л е к с а н д р!».