Одному Из Восемнадцати Динозавров

Итак, читаю философов, я хочу понять жизнь, ибо до последней минуты смотрю на жизнь, как смотрели люди на первый паровоз – с восторгом и страхом. Придя к такой мысли, я ощутила глубокий выдох, который вырывается только после продолжительного горячего душа. Я одна, я могу начать новую жизнь. Разве не счастье? Итак, да здравствует новая жизнь!

Эту ситуацию я обдумывала, медленно поднимаясь по лестнице дома советов на пятый этаж. Сжалась, почувствовала взгляд на спине. Да, кто-то упорно гипнотизировал мою спину, остановилась и спокойно оглянулась. Сейчас же вздрогнула – Маноле? Представьте, но его лицо показалось мне странно родным, до боли родным, кажется, я всю жизнь знала сию фотографию – сию мрачную мину. И тайная, тайная сила повернула меня не по лестнице вверх, куда лежал мой благоразумный путь, а по лестнице вниз – ему навстречу.

– Здрасте, – насмешливо сказала.

– Здрасте, – был ответ.

Маноле замедлил шаг. Нет, я не могла ошибиться. Его глаза изменились.

И тогда я пришла к такому выводу – мужчину надо продолжать любить в том случае, когда он что-то даёт. И не обязательно с ним заниматься любовью в свободное от работы время, лучше парить с ним в облаках и пить его энергию, питаться соками и крутить так или играть, что он даже сам об этом и не подозревает.

Когда с ним спишь, то он, наоборот, пьёт твою энергию, поглощает бальзам лучших сил, сокрытых в теле и потом, насытившись, да ещё и дав жизнь другому существу, может отбросить тебя в любую минуту и уйти к другой, сказав на ходу, что та, д р у г а я, красивее и аккуратней. Мой совет, любите как я, тогда можете им вертеть, выворачивать наизнанку, и пусть, бедолага, тешит себя мыслью, что по нем сохнут, так сохнут, что нет сил, а на самом же деле пейте его биотоки, расслабляясь, наслаждайтесь его близостью, но.., держа на расстоянии.

Молча прошли, оглянулись и ещё раз встретились взглядом, кивая друг другу. А, чёрт! Потом он, как мальчишка, побежал по лестнице вверх, на что я тихо рассмеялась – так он хорошо бежал.

Маноле сидел в прорабской, небольшом кабинете с довольно широкой оконной рамой ,наполовину застекленной, смотревшим на стройку с восточной стороны, откуда ветер доносил запах настурций.. Шкаф и стол были завалены рулонами чертежей, свёртками разноцветной бумаги и прочей незнакомой моему глазу мелочью. И хотя в наш век спокойствие очень деликатная вещь, но я сказала себе: «спокойно». Маноле носил тёмно-синий берет, (тогда была мода на береты) и свитер, тоже тёмно-синий, оказывается, всё под цвет глаз. Он кивнул на стул, который сразу пошатнулся, как я присела на краешек.

Однако в дверь просунулась голова, обляпанная то ли алебастром, то ли белилами и вызвала его. Маноле с предельной вежливостью извинился, натянул берет, и вышел на зов так осторожно, словно я была не женщина, а атомная бомба. Ладно, не буду иронизи­ровать. Обдумаю лучше ситуацию. Я ему безразлична? Ну и задала себе загадку. Вошёл он по тем же прави­лам общежития, сел, смахнул берет, бросив на подоконник, и ладонью расчесал полуседую, полутёмную, но ещё довольно красивую шевелюру. Ощутив, что я за ним наблюдаю, сказал с улыбкой:

– Одни лысеют, другие седеют, третьи красятся. Я же выбрал глагол седеть.

Улыбка смягчила его большой рот, и всё стало на свои места. Я не чувствовала себя здесь лишней. Опять просунулась голова, что-то спросила и, удовле­творившись ответом, скрылась. Но за ней нырнула в пространство другая, но более настойчивая и урвала наше уединение на целых десять минут. А впрочем, если рассудить, ничего не было странного в появлении этих голов, ибо прорабская имела такой малый габарит, что уже третьему следовало, или висеть на шнуре лампы волшебника Эдисона, или избрать более реальный случай под видом неопределенной формы «просу­нуться», соблюдая, однако, все правила техники безопасности. Я не вникала в строительные речи – было просто приятно сидеть здесь, рядом с ним, безмолвствовать – вот именно, ни о чём не думать, ничего не слышать, только улавливать интонации его голоса. Да, в эти минуты я была счастлива – безмерно, а всё остальное безразлично. И потом ещё я была счастлива, потому что мы вышли вместе через стройку и долго провожались удивлёнными взглядами, пока не свернули на главную улицу. Я читала вслух вывески:

– «Пельменная», «Буфет № 3», «Баня», «Соцстрах». – Маноле смеялся.

– «Вино»,– продолжала я в том же духе, ободренная его смехом, – «Артель инвалидов», «Лapёк № 6» от столовой № 3».

Может, пригласить снова на чай. Нет, какая пороч­ность дремлет во мне.

– Кинотеатру «Ударник» срочно требуется опытная кассирша, – читала я объявление, прихваченное двумя кнопками наискось.

Маноле неожиданно повернул мой взгляд своим в cтopону комбината бытового обслуживания, и, первое, что я успела заметить – в его глазах вспыхнула лукавинка. А впрочем.., на цоколе комбината бытового обслуживания, выкрашенного в коричневую краску, чья-то озорная рука наскребла мелом: «Сдаётся койка (матрас свой)».

На повороте мы расстались. Я с надеждой задержала на нём свой взгляд, он тоже схватил его и обласкал. Никогда я ещё не чувствовала столько нежности в одном взгляде – обольститель! Он, кажется, подслушал мое тайное намерение и ободрял его. Нет, я балансирую на острие ножа. Расстались, я заставила себя не оглянуться.