Страница 21 из 48
В кафе «Золотой початок» в честь понедельника безлюдно. Плохая примета: я начинаю пить с понедельника. Это как дождь – уж если зарядит, так на всю неделю. Я люблю это местечко. Шторы, висячие торшеры – имитация под стебли сухой кукурузы. На стенах коричневые вольные узоры, как разбитые черепки. Во всём этом есть что-то охлаждающее ум, да если ещё стоит безобидная бутылочка «Флоря вий».
– Я вчера услышал одну песню. Слёзы навернулись. Запомнил только, – и Маноле тихо напел, – а где-то там, вдали курлычут журавли, они по родине заснеженной курлычут... Чуть не плакал. Даже во сне пел, и всё утро, и весь день,.. но родина милей – запомни это журавлёнок несмышленый. Нравится?
– Я не слышала, но мне нравится.
– Я весь день, как помешанный.
Развернули перед нами чашку, похожую на маленькую плетёную сапетку, с первым виноградом. У «Жемчуга» особый аромат – так пахнут, может, ночные фиалки – и особая чуть приторная сладость Маноле не ест, только шепчет губами, наверное, поёт своего «Журавлёнка». Нет, он ребёнок, неповторимый ребёнок, мой милый – я разумнее его.
– Я у своей мамы третий выскочил. Сначала выскочил Аурел, потом Мишка, потом Маноле. Мама видит такое дело, и крикнула врачу: «выключи свет, а то они сейчас полезут!» Я открыл левый глаз, открыл правый и заорал: «пить!». Мама сунула мне кружку вина. Я схватил кружку, бросил на пол и заорал: «мало!». Мама сунула мне графин – опять «мало!». Тогда мама швырнула меня в бочку, я захлебнулся и успокоился. Она вытащила меня, и вино сразу осело на дно, я опять заорал: «мало!». Мама сказала: «третий, как камень, вырастет, в каменщики определю», и назвала меня Маноле.
– Красивое имя. Своего сына я тоже назову Маноле.
– А Олечку ты не хочешь?
– Можно и Олечку.
– Моя Олечка все куклы зовёт Олечками. Когда я уезжаю на работу, она говорит: «папочка, привези мне Олечку». Я всегда забываю ей купить, только у дома вспоминаю – бегу в сельмаг, покупаю куклу, приношу и говорю: «вот, я привёз тебе Олечку из самой столицы». Она счастлива.
Маноле тихо напел: «а где-то там вдали курлычут журавли, они по родине заснеженной курлычут». – глянул внимательно в лицо, – я признаю только русский глагол хотеть. Любить, желать, знать, терпеть, вертеть – не та обстановка. А в глаголе хотеть всё конкретно. Я хочу, ты хочешь. Мы хотим. Все хотят. Прекрасный русский глагол хотеть.
Маноле пьёт вино, разбавленное минеральной водой.
– Раньше я столько пил, и ни в одном глазу не было видно. Теперь сдавать стал. Цыган тоже хитрый, как я. Цыган пришел в ресторан и говорит: «сделай, барышня, шприц». Барышня пожала плечами: «что такое шприц?» Цыган сказал: «пора уже знать – на полстакана вина полстакана воды».
Мы идём по ночному городу словно в раю – такая умиротворённость. Я люблю ночи августа, потому что ветер уже навевает осень, осень, осень, Дневные лампы, похожие на стрючки молодой фасоли, пускают на асфальт фиолетовые тени.
– Не кажется тебе, тень от этого фонаря и моя тень образуют одну большую тень? – спрашивает Маноле.
– Не кажется тебе, вон то облако и то, вместе образуют два крыла громадной чёрной птицы? – спрашиваю я.
– Ничего подобного, облако как облако.
Бывает такое настроение, когда душа переполняется, как шар воздухом, и он тогда взрывается. Петя Карпенко спит беспробудным сном.
Я делаю знак своему милому – «осторожно», захожу с левой стороны, распахиваю окно. На подоконнике у Пети шумит вентилятор, как крылья ветряной мельницы, и комаров пугает. Все эти кровопийцы сразу ринулись в мою комнату, потому что я включила свет, и забились бабочки. К счастью, Маноле не знает, что за стеной хозяин-холостяк. Я его держу в неведение: мужчине это на пользу. Маноле оглядывает мою мебель.
– У тебя тоже салфеточки?
– Ну, покритикуй, покритикуй, – я смеюсь, – сейчас время такое. Молодых овзросляют – стариков омолаживают.
– У меня в доме ленточки висели по койкам лет семь. Я сказал жене: ты б ещё на стулья повесила ленточки. Я конечно мог бы сорвать все ленточки, решил же – пусть сама поймёт и снимет. И каждый вечер её пилил. Наконец, ленточки исчезли. Может, она поняла, или надоело меня слушать, но исчезли. А потом я услышал, как она рассказывала соседке: «мой такой капризный. Ничего ему не нравится». Женская логика.
Мне нравится прижимать ладони к его лицу – кожа у моего милого смуглая и нежная, как кожица молодого ореха.