Страница 20 из 48
– Тише, я балдею. Валяй сейчас на стройку, поймай бригадира и скажи: Мирза-Мирзавчик, тащи бутылку водки, банку томатного сока и кусок брынзы – мош Маноле балдеет.
Вскочил с земли, смеётся. Мы брели в обнимку, а правой рукой он волок по траве плащ.
– Жизнь пробежала, как поле вспахал. То целину поднимал, то реки перекрывал, теперь космос пошлют завоёвывать.
– А я думала тебе лет тридцать пять от силы.
– Хорошо, значит, сохранили. У меня в саду яблоня дуплится, я скоро в этом дупле пчельник разведу ,и соты буду сосать, совсем помолодею. Ты видела моего бригадира? Ну, увидь. Изящный, поджарый, девки мои балдеют и ласкают его: Мирза-Мирзавчик. Он мне по пояс, такой маленький мужчинка, а девки балдеют. Он лезгинкой по бетону бегает. Когда войдёшь в дом, услышишь, что бетон звенит – это мой Мирза-Мирзавчик лезгинку отплясывает. Он говорит: «на луне есть пятно, на мне нет пятна».
Перед нами опять несла свои приятные воды могучая река Бык. Маноле набросил на плечи плащ, и мы, забыв обо всем, целовались, совершенно потеряв рассудок.
– В окна смотрят на нас.
– Солнце слепит, не видно.
На повороте остановились. Он вдруг притих, как лист. Ему надо направо, мне налево.
– Не прощаемся?
– Не прощаемся.
Он свернул направо, я налево. Я не знаю, что вспомнил он в эту минуту, но я шла по бордюрам дороги и пела считалку Маршака:
– Интер, мици, тици, тул.
Ира, дира, дон.
Окер, покер, доминокер.
Шишел, вышел вон!
Я поймала себя на мысли: – перемахнуть через борт машины, подставить руки, спину солнцу, врасти в дорогу, в ветер, в солнце – я люблю чувство движения и постоянно ловлю его в себе, а без него я умираю и тоскую – в этом отношении я завидую лётчикам с их незнакомым никогда мне ощущением чувства полёта.
Чувство движения мне в чём-то напоминает блаженство загара, когда приходишь, словно опалённая горячим ветром, в прохладную комнату, ложишься под белоснежную простыню, натягиваешь до подбородка, кладёшь чёрные руки поверх простыни, закрываешь глаза и блаженствуешь в мире, который похож на цветную радугу.
Всё познается в сравнениях. Или как глаголет наш Магеллан: каждому овощу свой фрукт. Странно, по всем показателям, я должна радоваться, но чувствую: мои паруса опять не тянут. Лопнула струна. Я не хочу влюбляться. «Патроны расстреляны, свечи погасли» – сказал философ. Откуда брать сил для любви. Говорят, что сама любовь даёт силы. Сколько раз я себе говорила: люби только природу, она единственная – тебе не изменит. Прозреешь, прозреешь и опять бросаешься из полымя в огонь. Раньше я думала, что мир совершенен и любила его. Теперь я вижу, что мир, увы, далеко не совершенен. И я приняла этот несовершенный мир и тоже полюбила. И сейчас я не могу сказать: какой мир лучше – совершенный или несовершенный.
Человеку нужен источник. Насладившись источником, он черпает новые силы: подъём души, просветление мозгов, очищение памяти. Но где источник? Я знаю один источник «Алёнкино озеро» у развилки: там шофёры услаждают свою душу и машину звонкой струёй, точно натянутой струной. И я, бывает, опускаюсь у этого знаменитого ключа, освежив лицо, плечи, грудь, и шагаю до самой Ашхабадской в мезонин Пети Карпенко бодрым здоровым шагом. Я люблю одиночество, тишину, раскрытое окно, настольную лампу под оранжевым колпачком и чтоб ночью приходил в раскрытое окно дрожащий гудок с пристани. Я не хочу, чтоб меня где-то ждали и терзались – я тогда начинаю тайно страдать, и сама не знаю отчего, но чувствую, кто-то ходит за мной, как привидение и зовёт. Если человек мне внутренне симпатичен и если хоть однажды он сделал мне добрую услугу, я могу стать его рабом, но так, чтоб он не подозревал о моём рабстве. Это рабство мне приятно, как может, приятно матери отрывать от себя последний кусок ребёнку.
Вначале шестого я выхожу на трассу, издали вижу родной затылок и смеюсь: нашла козла отпущения. Над кем смеюсь? Над собой же. Быть может, я встречаюсь с ним от скуки, от того, что больше никого нет? Какие глупости. Нет, если я ещё вздрагиваю, когда вижу его и ощущаю в груди прилив – значит, мне хорошо. Значит, это не обман.
У нас бессловесная информация – лишь друг на друга глянем – соскучились. На счастье загрохотал «ЗИС» с прицепом. Маноле опередил толпу на трассе, которая и здесь упорно соблюдала очередь, но восторжествовал железный закон – кто смел, тот два съел. Толпа, разгневанная, что мы сломали очередь, кричала нам вслед: – молодёжь! Молодёжь какая!
– Это я молодёжь? – Маноле сразу повеселел. В кабине душно и пышет снизу, как от печки, ноги греются, приходится их каждый раз передвигать – в движенье быть. Конец лета, асфальт горячий, пыль, духотища. Хочется ливня с грозой, чтоб через душу токи проходили.