Одному Из Восемнадцати Динозавров

Я толкала его, а он притворялся, что спит, и не вставал. А потом вскочил быстро и резко, он словно весь состоял из порывов и каждый его порыв для него же самого был, наверное, неожиданностью. Мы стояли спиной к солнцу и смотрели, как гуськом, будто держались за веревочку, люди шли на работу в полустанок. Поезд уходил, и земля чуть вздрагивала под ногами. Я увидела на траве свою тень в солнечных кругах вокруг головы, вздрогнула, в следующую минуту бросила взгляд на его тень, – ничего подобного я там не увидела.

– Ты что-то видишь? – спросила я.

– Как и ты.

– А я не вижу у тебя.

Он засмеялся, – и не увидишь. Природа умнее людей. Она говорит: зачем тебе видеть у других, когда ты ещё не всё увидел у себя.

– Хорошо тебе, Маноле, ты всё знаешь.

– Ну, я как балда. Сижу на коне и коня ищу. Ладно, забудем прошлое. Я хочу прикорнуть.

Он сел, нашел в плаще сигарету и закурил. Я засмеялась.

– Это называется прикурнуть.

– Я путаю два русских глагола: прикорнуть и прикурнуть.

– Люблю смотреть, как курят мужчины и молчат – мне кажется, в них тогда совершается таинственный процесс, совершенно непостижимый женскому уму.

На небе появилась тучка, накрыла солнце, и неожиданно раздался сухой треск грома. Такие вещи бывают только в мае.

– Побежим домой? – спросила я.

– Ты боишься грозы?

– Я люблю смотреть грозу из окна.

Гром шёл издали, молодой ещё, и набирал с каждым треском силу. По горизонту повисли тёмные полосы, и вмиг хлынул дождь крупный, градовой и больно бил по голым озябшим рукам.

В ту же минуту Маноле обнял меня, и я почувствовала у щеки глухое биение сердца. Мы накрылись плащом ,насколько это было возможно.

– Это грех, во время грозы? – шепнула я.

– Разве ты никогда не совершала грех?

– Совершала.

– Чего сейчас боишься?

– Гром убьёт.

– Не гром, а молния сожжёт, – смеялся он, – Господь нас не видит.

Дождь проскочил так же внезапно, солнце осветило луг и словно обожгло его, и запахло озоном. Мы сбросили плащ и расположились на нём обсушиваться.

– Ты был сладким, – сказала я.

– Я где-то читал, – усмехнулся Маноле, – любая девушка может выйти замуж за любого мужчину, которого она желает, если будет повторять каждый раз: какой ты замечательный человек, ты был сладким…

– Какой ты замечательный человек. Какой ты.., – растрепала ему шевелюру.

– Ты с ума сходишь. А кто будет продёргивать петрушку в морковных грядках? – он пригладил волосы, – я как растрёпа теперь!

Маноле был в том редком настроении, которое неожиданно посещает после лёгкого весеннего дождя с грозой. Он вынул из коробка спичку.

– Это верхний конец верхней спички, это нижний конец нижней спички. Зарежем верхний конец верхней спички и нижний конец нижней спички, – и сломал спичку пополам, – смотри, что получилось – верхний конец верхней спички, нижний конец верхней спички и верхний конец нижней спички, нижний конец нижней спички. Зарежем верхний конец верхней спички, нижний конец верхней спички и верхний конец нижней спички, нижний конец нижней спички, – он сломал две половины спички ешё пополам. – Получилось – верхний конец верхней спички, нижний конец верхнего конца верхней спички, верхний конец нижнего конца верхней спички, нижний конец верх­него конца верхней спички и верхний конец верхнего конца нижней спички, нижний конец верхнего конца нижней спички, верхний конец нижнего конца нижней спички, нижний конец нижнего конца нижней спички.

Я смеялась, смеялась, смеялась…

– Зарежем верхний конец верхнего конца верхней спички и нижний конец нижнего конца нижней спички, получилось... не режется больше, – и сам стал смеяться.

Вынул другую спичку: – это верхний конец спички, это нижний конец спички... зарежем...

Я смотрела на него удивлённо и радостно – в эту минуту я не то, что не любила его – нет, больше ,я обожала… Я опустила ладони на его лицо.

– Молчи, или я умру.

– Полвека молчал. Не молчит больше молчанье.

Балаболка я теперь. Думал, через пару годков стукнет золотая середина, я остепенюсь, осяду, уйду в науку, Олечка побежит в школу.