Страница 17 из 48
– У моего соседа есть коза и поросёнок, так тот говорит: коза кушает, а поросёнок жре.
В его глазах натянулась струна – они стали синими с поволокой.
Проскочила Стелуца, моргнула мне, я вздохнула.
– Где спать будешь?
Я совсем забыла, что должна ещё спать.
– В последнем варианте вали ко мне. От полиграфкомбината третий дом. Войдёшь не в первую калитку, а во вторую – в первой хозяева – выскочит Белка. Скажи ей: «Белкуца», и она пропустит.
Стелуца скрылась через запасную дверь – кажется, она убегала от своего неудачного кавалера. Через минуту появился Магеллан и растерянно оглядел зал. Вышли, воздух был холодный и сырой – я поёжилась.
Маноле придвинулся, накинул свой пиджак на спину и тихо спросил:
– Пойдём ко мне?
– В гостиницу?
– Я проведу.
– По водосточной трубе? Нет, проводи лучше меня.
Мы шли молча, прижавшись плечами.
– Считай, третий дом от полиграфкомбината, – смеялась я.
– Раз, два, три, – вот и пришли…
– Вторая калитка, а в первой живут хозяева.
Я открыла калитку, и отскочила, потому что из будки выскочила собачонка и залаяла.
– Белка, Белочка.
Но Белочка как с цепи сорвалась. Тогда Маноле нагнулся, положил ладонь на её головку и тихо заговорил:
– Belcuta, fetita mia. Belcuta, frumos? Frumos, belcuta.
И, чудо, собачка присмирела под его ладонью, завиляла хвостом и заскулила. Выглянула Стелуца и крикнула: – прошу!
– Что, твоя собака только по-молдавски понимает?
– Э, – она расхохоталась.
Мы вошли в узкий коридорчик, через него в комнату, где была застелена тахта и на ней карты разбросаны.
– Гадаешь всё? – сказал Маноле.
– Гадаю.
– Ну, гадай, гадай.
– Располагайтесь, а я в «саsa mаrе»на раскладушке, – она собрала карты в колоду, постояла, задумавшись, и вышла в другую комнату, оттуда сразу повеяло холодом, но в ту же минуту она плотно прикрыла дверь.
– Настроения нет. На праздники ездил домой, вымотался. Спать хочу, – и он шумно вздохнул.
Мы молча разделись. Привычно, как будто тысячу раз приходили под эту крышу и знали друг друга. Легли и обнялись.
– А большой у тебя дом?
– Семья-то большая, да двое всего мужиков – отец мой, да я, – смеялся он.
Его пальцы скользили по бровям, открывали и закрывали веки.
– Я растаял, – тихо сказал он и обнял крепче.
Потом высвободил руку, встал, вынул из кармана брюк сигареты, погремел коробком спичек. Присел на край тахты и закурил.
– Я пойду, наверное. Не обижайся, устал.
Он холодно поцеловал в лоб, мы попрощались. Белка ещё раз тявкнула и замолчала уже на всю ночь. Я вошла к Стелуце, огромная ледяная комната с пустой посудой, бутылями солений, кучей белья в углу и прочей мелкой утварью. Посреди на раскладушке полулежала Стелуца в синей трикотажной рубахе – её смуглые покатые плечи согревала большая цветастая шаль.
– Поскандалили?
Я пожала плечами и вздохнула: – осечка!
Она курила и гадала. Я присела, одолжилась сигаретой.
– Поскандалили? – переспросила.
– Он запсиховал. Надо было бы идти к нему.
– Я сочувствую тебе.
– Лучше ему.
Стелуца собрала карты: – представь, выпал нечаянный король и восьмёрка пик при нём, типично постель. Но откуда?
Погасили свет в «саsa mаrе». Залезли на тахту под одеяло – я вдруг вспомнила всё и заплакала у неё на плече.
– Я помню, читала рассказ, – тихо сказала Стелуца, – один мужчина случайно познакомился с женщиной. Посмотрели они друг на друга – любовь с первого взгляда. Но он принял её за проститутку и пошёл за ней домой. По дороге взаимопонимание, экстаз. Пришли к ней домой. Он сел у камина, огляделся, увидел книги, рояль и не смог. А потом попался в руки Фрейд «Очерки по сексуальной психологии» – на два часа мальчишки дали, и я читала на лекции. Ничего особенного для себя я не открыла, но предпоследняя глава «Унижение половой любви» потрясла меня. Я сразу вспомнила тот рассказ и поняла его в новом свете.