Я тебя верну

– Мама, – сказал я как можно мягче, впервые за много лет называя эту женщину матерью, а не по имени, – я и не думал мстить. Если бы я знал, что тебя это так расстроит, то давным-давно всё объяснил бы. Просто я никогда не думал, что ты так близко к сердцу воспримешь события в жизни младшего сына. Я не привык к тебе такой. Ведь на протяжении многих лет ты старалась меня не замечать.

Сюзанна вытерла непрошенные слёзы и выпрямилась во весь маленький рост.

– Я, наверное, заслужила это. Очень трудно сказать «прости», особенно, если прощения нет. Долгие годы я пыталась не замечать тебя – это правда. Глядя на тебя, я всегда помнила о роковой ошибке, из-за которой ты родился… неполноценным. Не знаю, наверное, я действительно не любила тебя. Но ещё больше я ненавидела себя за то, что обрекла собственного ребёнка на страдания. Я благодарна Марине, что она смогла помочь тебе, но… – Сюзанна перевела дух. Я видел: ей тяжело, но не собирался облегчать ей задачу. – Ты сам-то знал, что ребёнок не твой?

Я посмотрел ей прямо в глаза.

– Да. Знал. Знал с самого начала. Можешь мне не верить, но я люблю этого малыша. Он дорог мне.

Сюзанна прошлась по комнате и замерла у окна. Её плечи были прямы, как вешалка, а голова царственно приподнята.

– Непостижимая душа русских… Столько кровей в тебе намешано, Стивен, а поди ж ты… русские корни глубоки настолько, что ты способен на неадекватные поступки. Впрочем, это касается всех Бортневых. Я не смогла смириться со всплесками бурных эмоций всю свою замужнюю жизнь. Эти дикие страсти, эти пламенные чувства. Это неумение обуздывать себя, это желание идти до конца в своих безумствах. Я с ужасом наблюдала эти качества во всех своих детях. Даже Майлз… налёт аристократизма – это только маска цивилизации, что скрывает под собой дикаря. Даже белокурая богиня Линда. Собственно, почему «даже»? Она – в первую очередь. Это ведь фейерверк эмоций. Не важно, знаете вы эту культуру, этот язык или нет. Главное – это внутренний голос генов. Он не ослабевает, сохраняется сквозь столетия и поколения.

– Неужели это так страшно, мама? – обратился я к спине Сюзанны, прерывая её монолог.

Её плечи слегка дрогнули.

– Дело не в страхе, наверное. Просто я не до конца понимаю всех вас. Скорее всего, я не смогла бы, например, любить чужого ребёнка как своего. Я и своих-то… не совсем любила.

«Точнее, не всех», – подумалось мне, но вслух я этого произносить не стал. Зачем её огорчать ещё больше?

– Мне жаль, что не оправдал твоих надежд. Но рождение ребёнка – это не катастрофа. Это радость. Порадуйся и ты, мама, если сможешь.

С этими словами я покинул комнату, потому что мне больше нечего было добавить. Я присоединился ко всем остальным, взглядом успокоил Марию, отвечая на её немой вопрос. Грелся в тёплых лучах любящих глаз, хотя и чувствовал тревогу. Знал, что придётся объясняться с каждым, но Марина – эта непостижимая русская, как сказала бы Сюзанна, – опередила меня.

3.

Марина

Я знала, что скучаю по ним, но не думала, что настолько сильно. События, произошедшие за последние полгода, отодвинули на второй план и дорогих мне людей, и то, что мы пережили вместе. И теперь, вновь встретившись с ними, я жадно вглядывалась в каждого и чувствовала: мне не хватает воздуха от волнения.

Майкла я не видела только последние два месяца. Он частенько навещал нас со Стивом. Я, не задумываясь, доверила бы ему свою жизнь, но тайну появления в моей жизни сына я скрыла.

Стив почти сразу раззвонил всем, что он отец ребенка. Сделал он это не спрашивая, и о его болтовне я узнала не сразу, а позже не сочла нужным оправдываться и что-то доказывать.

Майкл, наверное, был единственным, кого не так явно волновала внешность моего сына. За те месяцы, что я его не видела, он похудел и, по-моему, помрачнел. Видимо, его отношения с Анжеликой не складывались так, как ему хотелось бы. Глядя, как он осунулся, я дала себе слово, что обязательно поговорю с ним.

Линда подросла, стала более женственной и превратилась в ослепительную красавицу. Ей очень шли длинные волосы и улыбка, что не сходила с ее уст. Она, несмотря на явную растерянность, очень радовалась малышу и с удовольствием качала Эдда на руках.

Майлз не изменился ничуть. Все та же красота, изысканность и тонкий вкус. Единственное, что мне не понравилось – некоторая затравленность во взгляде, что проскакивала на мгновение и исчезала где-то в глубине его карих глаз. Я мысленно пообещала себе, что и с ним обязательно поговорю наедине.

Сюзанна осталась как будто прежней, но я чувствовала, каких усилий ей стоит держать себя в форме. Она как бы высохла, превратилась в живую мумию. Все та же непринужденная грация, прическа – волосок к волоску, бриллианты на шее и пальцах, безупречный костюм, но… Сеть морщинок возле глаз, уголков губ и почти болезненная бестелесность практически сводили на «нет» и искусный макияж, и дорогостоящий костюм, который, несмотря на свою идеальность, сидел на Сюзане, как на вешалке. Я одна знала, почему она приехала сюда в эту дикую, как она считала, страну, преодолев внутреннее отвращение.