Пробуждение муз

- Какие наши счёты?

Она обратилась к горящему, как адский факел, храму. Древний портал был разрушен, и от медных колонн ничего не осталось. Там только что погиб дорогой ей человек. И сердце её снова болезненно сжалось.

- Они не проиграли в смерти. Наоборот, обрели величье.

Смех Аэшмы звучал как лай дикой собаки

- Смерть – лишь их мгновение. А жизнь их вечна. И в жизни они все грешники.

Амфитрита не ответила.

Тяжело оторвались огромные морские птицы, как будто не хотела отпускать их стонущая в агонии земля. Кругами они поднимались в воздух, выше языков пламени, выше ревущего дракона, к самым звёздам и луне.

Аэшма и Соферим стояли рядом, не спуская глаз с белых точек, уносящих муз.

***

Над пустынным побережьем восходило вечное златое солнце. Море ласково, как приручённый и сытый зверь, лизало землю. Земля больше не вздрагивала в болезненных конвульсиях, но длинные изломанные линии, избороздили её всю, как царапины от когтей колоссальных размеров хищника.

Всё казалось почти что прежним. Лишь луну сорвало и унесло по небосклону.

По берегу сходились двое. Они давным-давно обговорили встречу, но знали точно, что увидятся в назначенном месте в назначенный час. Сойдясь, они остановились и долго без всяких слов смотрели друг на друга.

- Ну вот и всё закончилось.

- Да. Снова.

- В который раз погиб великий Салим!

- Салим не погибает никогда. Погибает только Бабиль, - сказала Амфитрита.

- Бабиль иль Салим – город есть один, и истина одна! – ответила Лилит. – Он жалок. Мой Боаз и мой Яхин стёрли его с лица земли. А Левиафан доделал остальное.

Она держала в руке зажатые три поводка. Куда они вели, кого на привязи держали, то было неизвестно: один шёл в море, другие два тянулись вглубь земли по каменной пустыне.

Было что-то непомерно гордое, но и печальное в Лилит. Орлиный ясный взгляд под тонкими дугами бровей придавал надменность. Оранжевая, как пламя, небрежно заплетённая коса спускалась на смуглое плечо. Однако опущенные уголки припухлых губ выдавали затаённую скорбь, тяжёлую заботу, а омрачённое обеспокоенное чело – гнетущее, не дающее покоя знание.

- Аэшма говорил, что люди ничуть не изменились и заслужили свою участь. Ты видела его?

- Да, мы встретились мельком. Твои чудовища были очень злы, но он приказал им не трогать нас и позволить покинуть город. Теперь нас ждёт родное море.

- А Евагора? – тень горя или ярости пала на лицо Лилит. – Она умерла. Люди убили её.

- То был её выбор, и сделала она его с самого начала.

- Вы так упрямы! Готовы закрывать глаза на прегрешения людей снова и снова, страдать, терять близких и любимых – но ради чего? Никогда люди не оценят великий божий дар, который кладёте к их ногам. Вы снова в них ошиблись. А потом забудете свою ошибку и совершите её снова.

Амфитрита легко дотронулась ей до груди.

- Каждая из нас несёт свою ношу. Ты избрала свой путь. Ты помнишь, и оттого страдаешь и не веришь. Ты не прощаешь. Простим и забудем мы. Так устроена наша память. Потому что, если не забудем, откуда нам черпать свою веру?

Она обняла Лилит и поцеловала на прощанье и ступила в прибрежную морскую пену, чтобы слиться с нею, – точно так же, как когда-то из неё же вышла.

- Сестра! – вскричала с берега Лилит. – Я очень скучаю по всем вам, моим сёстрам. Скажи об этом остальным.

Амфитрита мягко улыбнулась.

- Мы тоже тебя любим, сестра родная. И этого мы никогда не забудем.

Она вошла в беспокойную живую полосу прибоя. Волна прильнула к ней и с радостным приветствием плеснула в лицо. Море покрыло музу с головой.