Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 61

- Да ты, Анна, никак занял сторону шлюх?

- Слюни распустил, что тебе достанется одна? Ну и дурак!

Один из цадокиадов толкнул Анну в грудь

- Отойди, идиот, или они всех нас погубят!

Анна вцепился нападающему в руку с занесённым ножом.

- Предатель! Тварь!

Весь храм подбросило новым толчком из самых земных недр. Перекрытия незавершённого купола, балки-великаны, каменные глыбы сорвались и рухнули всей массой. Кто-то закричал, крики слились в единый хор. Анну отбросило от противника, удар о стену чуть не выбил из него весь дух.

Часть стены под самыми дверьми обрушилась, погребая за собою единственный выход. Людей разметало в стороны, люди стонали, придавленные обломками. Несколько цадокиадов кинулись разгребать завалы, чтобы открыть двери.

Кругом столбом стояла пыль. Анна кинулся в самую её гущу, кричал, звал Амфитриту. Она прильнула к нему, дрожащая и напуганная.

- Амфитрита, я люблю вас, - признанье вырвалось как будто силой. – И любил всю жизнь, с первого момента, как увидел. Но я не смел даже смотреть на вас. Я жалок пред вами, я недостоин. Я принял свою участь – я трус, я подлец, и я предатель. Но я никогда – жалкий цадокиад! – не посмел бы прикоснуться к вам. Я выведу вас. Тогда – бегите, бегите прочь отсюда!

Амфитрита порывисто прижалась к нему ещё теснее всем гибким своим телом и поцеловала.

- И я люблю тебя, Анна, священник, достойный Бога и любви Его.

Тогда, на фоне гибели и беды, нависшей неотступно, Анна осознал, как ждал он этого момента во всю жизнь, как он безмерно, бесконечно наконец стал счастлив.

Тянуло гарью. Огонь со светильников перекинулся на столы для приношений. Пыль мешалась с дымом. Люди остались отрезанными пламенем в глубине святилища у входа в святая святых. Крики, надрывные вопли, ругательства, мольбы. Хаос.

Священникам удалось приоткрыть тяжёлые кипарисовые двери. Все бросились наружу, давили, отпихивали от узкого прохода и колотили друг друга. Кто-то пустил в ход нож.

- Нам здесь не выйти! – закричала Иона.

- Нет, только здесь, - ответил Анна. – Больше негде.

К узкой щели выхода, подтягиваясь на руках, тащился раненный с перебитыми ногами. Анна отпихнул его, раненный завыл и вцепился ему в лодыжку. Анна пнул его, отгоняя от двери.

Музы захлёбывались от дыма, начинали терять сознание. Анна хватал каждую за руку и подтаскивал к выходу. Кто-то снаружи в одежде цадокиадов, превратившейся в лохмотья, не пускал их, руками отпихивал обратно в горящий храм.

- Нет, шлюха! Теперь гори, гори тварь!

Руки замелькали, послышались звуки борьбы, жесткие удары. На створку поднажали, дверь поддалась и приоткрылась шире. На пороге со скарпелем в руке стоял Симон, едва узнаваемый с разбитым в кровь лицом.

- Быстрее все сюда! – он протянул ко брату руку.

 

***

Над жалким домом пронёсся раскатистый и грозный рык небес. Лишённый всякого человеческого подобия оскал Кафы озарился торжеством, безумец обратил взор ввысь, ожидая дьявола, сметающей всё живое на своём пути беды – и кто знает, чего ещё. Но мир, безжалостный и равнодушный, не внял его призыву.





Кафа скривился, содрал с пальца кольцо и брезгливо бросил на пол.

- Что ж, ладно! К дьяволу всё это! К дьяволу! И ты, маленькая тварь, отправишься туда же, к тому, кто породил тебя!

Преисполнившись неистовой злобой к Асии, – он всё ещё держал её за волосы – Кафа откинул длинную полу плаща и вытащил нож. Асия взвизгнула, повисла всем весом на его руке. Соферим, себя не сознавая, налетел на Кафу, но нечто нечеловеческое, сильное и яростное, подкинуло и отбросила его, как щепку, столь стремительно, что он и сам не понял, как это произошло.

На миг мелькнуло ослепительное больное небо, потом всё рухнуло, погребая заживо весь тварный мир.

Чудом Соферим остался жив. Перед глазами всё прыгало, кружилось, как в эпицентре урагана. Небо из багряно-красного обернулось чёрным, как будто земля взметнула ввысь все недра, и во тьме потерялось солнце, раскрошилось, разлетелось в огненные горящие осколки.

«…и солнце стало мрачным как власяница…»

Нечем дышать…

- Соферим!

Его со всей силы лупили по щекам. Соферим это понял, потому что его голова моталась из стороны в сторону.

- Асия!

Он приподнялся всем своим изломанным, избитым телом и припал к её груди. Она была с ним, встречала по ту сторону.

- Соферим, очнись же!

Ещё одна пощечина вернула ясное сознание. Он огляделся, не узнавая места. Дома больше не было. Не было всей улицы, всего квартала. Одни развалины, и дым пожара, и стоны, и отчаянье, и смерть. Уцелели только южные врата и часть примкнувшей с ним стены.

- Где Садок?

- Не знаю! Там, там!

Нервная дрожь сотрясала Асию. Она указывала на кучу обломков на месте дома. Перед Соферимом мигом пронёсся весь ужас нагрянувшей смерти, уготованной этому страшному человеку.

- Надо уходить! – всхлипывала Асия. – Уйдём из города. Пожалуйста.

Южные врата, они совсем рядом, в десятке метров. Достаточно выйти за них – и всё кончится. Но Соферим не мог так поступить.

- Нельзя нам уходить сейчас. Мы должны спасти мастеров и муз.

Крепко взявшись за руки, они ринулись вглубь погибших кварталов, навстречу гибнущему городу и его неминуемой судьбе.

 

***

Огонь и ад. Почти теряя сознание от удушья, Анна выбрался последним. Свежий воздух волной нахлынул из притвора. Анна покачнулся, и Симон попридержал его рукою за плечо. Теперь от спасенья их отделяли считанные ступени храма, спускавшиеся меж двух колонн.