Страница 30 из 61
- Да.
Юда, до сердца тронутый самоотверженными словами и благородством друга, его умом и тактом, испытал прилив искреннего желания ответить ему тем же.
- Я тоже не буду мешать, если она сочтёт тебя достойным всей своей любви. И чтобы ты знал, Кана… ты мне очень дорог, и я люблю тебя.
Кана оторвался о дела, его губы тронула добрая улыбка.
- А что ты будешь делать, если она станет твоей?
- Моё занятие определено. Так же буду нырять за жемчугом. Я найду для неё самую большую жемчужину во всём море. А ты?
- Скоплю денег и куплю большое судно. У всех, у кого есть судно, хороший заработок.
Юда высоко оценил прозорливость друга. Собственная лодка вызывала уважение. В деревне это считалось большой ценностью.
А Кана молодец. Он трудолюбив, упорен, у него получится когда-нибудь купить лодку.
- Если захочешь, я подарю тебе на неё одну из своих жемчужин.
Юноши переглянулись и расхохотались в голос, и ветер разнёс их беззаботный и задорный смех по всему побережью.
Они смеялись и смотрели в море и не замечали, как с берега высокая облачённая в хитон фигура уже давно наблюдала за ними.
Евагора слышала их смех, он был усладой её слуху. Она смотрел на счастливых мальчиков, перед которыми вся жизнь расстилалась необъятным полотном, что это море, и счастьем наполнялась и её душа. Но терзал её червь смутной щемящей тоски, невыразимая, неясная печаль.
Вдруг червь возрос и превратился в змия, и страх, отчаянье и боль одной волной затопили сердце. Похолодев от ужаса, Евагора бросилась к утёсу, к укрытой в его глубоком чреве пещере, туда, где в темноте и тишине прохлады зародился страшный змей, заглянула на самое дно чаши.
Но чудовище оказалось лишь иллюзией. Из чаши на Евагору смотрело собственное взволнованное лицо. Перед глазами сбегала со свода и ровной непрерывной струёй падала в раковину вода. Вода доходила до краёв и выливалась за пределы. Камни под чашей были мокрыми от неиссякаемой влаги.
Евагора вдохнула холодный воздух спёртым горлом и наклонилась ниже, ледяная вода смочила гладкий затылок, закапала с лица.
Мальчики. В тот раз много мальчиков погибло.
Музу настиг дикий, первобытный ужас, отголоски страшной памяти тех лет. Она задохнулась, в рот затекла вода. Евагора закашлялась, отшатнулась от раковины, вцепляясь в скользкие края.
- Бог мой, отец всемогущий! Убереги любимейших детей твоих от мук и ужаса смерти! Забери лучше меня, рабу твою, но дай им шанс, прости все прегрешения детей твоих неразумных! – отчаянно шептала она в темноту древнего тысячелетнего свода.
***
На золотящемся закате, когда раскалённое светило окрашивало белый город охристым оттенком, Кафа Садок под взглядом хтонических чудовищ, опутавших хвостами медные колонны, спустился с блистательных ступеней храма. Его путь лежал в отдалённые кварталы, к южным воротам. Там в узких тёмных домишках, которые поднимались на развалинах подземных катакомб, с окнами, уставленными в глухую стену, обосновалась многочисленная община священников-перушимов, как будто намеренно избрав кишевшие ворами и разбойниками места.
В простой шерстяной симле, укрывавшей голову, первосвященник неузнанным добрался до последнего в ряду домов, прижатого одной стороной к высокой городской стене. Простая, ничем не защищённая дощатая дверь – отсюда до ворот рукой подать. Мрачное, скупо освещённое, тесное жилище бедняка – Кафа впервые оказался гостем у первосвященника Иана Перушима.
- Это ты, владыка. Не сразу я узнал тебя. Отчего перевоплотился подобно нам?
Кафа скинул с головы покров.
- Только дурак осмелится спустится к беднякам в блеске своего богатства. Мне ни к чему лишнее внимание.
- Я ждал тебя. Однако же прости, что не могу принять с тем расположеньем, с которым принял ты меня.
У дальней стороны покрытое овечьей шкурой ложе заходило ходуном: Иан тяжело поднялся. Небольшой алтарь под почерневшими свечами и стол для скромных подношений, ларец с нехитрым скарбом и ложе – вот всё убранство первосвященного жилища. Цадокиад скривился помимо воли. Помещение пропиталось животной вонью, и воздух был сырым.
- Садись же рядом, коль не брезгуешь.
Дождавшись, пока гость устроится, Иан спросил:
- Ты сообщил, что имеешь важный разговор. Но вот пришёл, и вижу я, молчишь сверх всякой меры.
- Во всём ты оказался прав, Иан. А я глупец, когда поверил в благородство и святость муз.
- Я знал, что разуверишься в них. Дьявол не в силах скрывать лицо извечно.
- Тебе известно, я жаждал заключения союза. Я предложил им стать во славу города, стать рядом с нами на том пути, которому мы следуем испокон веков. Но прав ты, ибо дьявол не дремал. Его узрел тогда воочию. Он искушал меня. Пытался склонить к себе и Богу изменить. Грехи мои мне поминал, ибо человек я и грешен, как и всякий. Я отказался, и он явил мне истый лик. И ужаснулся я, узрев, какою чернотой исполнен он. И вот теперь я у тебя, каюсь и прошу простить мне роковое заблуждение.
- Порой терпение – залог торжества истины. Я терпелив, и ты видишь результат. Истина тебе открылась, ты сам пришёл ко мне. И благодари теперь лишь Бога, что сделал явною её, и у него прощения проси.
- Как мудр ты, Иан!
- А ты горяч и молод. Утаивал слово Божье, которое нёс я людям. Я не сержусь на то. Тебе нужно было время, чтоб искренне поверить самому.
Кафа в волнении не усидел и принялся шагами мерить сумрачную обитель перушима.
- Я сомневался. И это тоже грех мой. Теперь же весь я твой. Готов разделить борьбу с злым духом, поразившим наш народ.
- Мы живём в тёмное время, брат мой, - важно и медленно изрёк Иан, пощипывая седеющую бороду. – Сей злой дух подобрался слишком близко, в самый город наш, к самому порога дома Божьего.